Нехорошая квартира
Шрифт:
– Конечно. Ты ей мешаешь. Чем блазнила-то?
– Чем? Демонами. А она чем вам, ну то есть, нам мешает? Понятно, залезла на чужую территорию, – я, обжигаясь, торопливо глотала кашу. – Сидит в своей уральской Греции, никому не мешает.
– Не мешает, – усмехнулась не по-доброму Синюшка. – Только знаешь, что Стикс не придерживается своих берегов, направление меняет как вздумается. Течёт куда хочет. И когда хочет. Намедни вот ко мне притёк, – зло блеснула синими глазами бабушка. Разъел, водой своей кислотной все колодцы мои. Всё схронки мои испоганил!
– Кислотой? Он, что своей водой может камни разъедать?
– Всё! – Синюшка топнула в бешенстве
– Ой, – запоздало опять испугалась я, – а я то, как не сгорела в нём?
– Поэтому и бессмертная стала. Поэтому и справиться только ты с пакостью этой и сможешь.
– Да, – усмехнулась я, – где уж мне. Все мне рассказываете, бессмертная я и надежда на меня только. Я же девка, просто! – в испуге от навалившейся ответственности пискнула я. – Я ж не умею ничего выдающегося.
– Да, – хмыкнула Синюшка. – Все умеют кошками становиться и сквозь стены ходить. В Стиксе купаться и из царства мёртвых, словно с экскурсии возвращаться. Даже нам такой силы не дано, из-за Стикса воротиться. Я уж про Тюшу и Карла Фёдоровича не говорю.
– То есть, – я испугалась до холодного пота, – Карлу Фёдоровичу не вернуться из-за Стикса? Никак? Даже если, Стикс уберётся восвояси? Он так и останется, там, за мостиком.
– Боюсь, и мостика не останется, – она помедлила немного, и тихо закончила. – И Карла Фёдоровича.
Путь
Так, в мрачном настроении, я и отправилась дальше. Как меня ни пугала перспектива отправится до Салехарда, но путь шёл именно в ту сторону. Подробностей Синюшка не знала, скрытничал Тюша, но в те края наведывался часто.
– Ничо, ничо, девка, – на прощание Синюшка обняла меня, – справишься. На тебя одна надёжа. Мыш тебя доведёт, – она погладила мышонка по голове. – Он умный, – в карман шубейки, Синюшка сыпнула горсть мелких камушков. – Пригодятся. Зови, ежели, чего.
Я привычно закинула Мыша на шею, и опустилась на лапы. Он вёл меня по пещерам. Всё сейчас в моей жизни просто, я бежала пока были силы. Спала. Иногда мы с Мышом находили стоянки Тюши, где можно было поспать по-человечески и поесть. Путь у Тюши был наработан, и, видимо, часто им посещаем. На Тюшиных стоянках в маленьких пещерах были нары, с тюфяком, и припасы: вяленое мясо, сухари и вода. Никаких разносолов, но, поесть и покормить Мыша вполне достаточно.
Мы ни разу не вышли на поверхность. Пещеры были мало населены. Даже привидений и то было мало. Не то, что в Перми. Всё веселее, послушаешь разговоры, посмотришь на старинные костюмы. Поймёшь, о чём переживали люди, сто, двести и ещё бог знает, сколько лет назад. Почти ничего не изменилось. Что скажет начальство, соседка, или другой уважаемый человек? Где взять денег? Ну и про любовь, конечно, тоже переживали. А здесь – скукота. Впрочем, все силы уходили только на то, чтобы переставлять лапы, и не останавливаться.
Всё чаще стали попадаться странные стоянки, в таких же, как и у Тюши пещерах. Только пещеры были маленькие. Мне в облике кошки, там было вполне удобно. Но вот если б я захотела выспаться там, в человеческом виде – вряд ли поместилась. Странно, кто бы мог здесь останавливаться? Но стоянки были жилыми, их часто навещали, хранили вещи, продукты. В центре пещеры был построен большой очаг, на выдолбленных в стене углублениях хранилась медная посуда. У очага странные инструменты, щипцы, ковши, куски меди – походная мастерская. Маленькие люди, ростом с ребёнка, лет десяти. Может быть, это те, кого я ищу? Я спала, в этих маленьких пещерах, и бежала дальше, а Мыш подгонял меня, сидя на моём загривке.
Становилось всё холоднее. Я согревалась, только когда бежала. Интересно, где я уже нахожусь? Но спросить было не у кого, ни привидений, ни живых. Мелькали, иногда, какие-то тени, может быть, коридоры прошлого, как в пермских подземельях, но я видела лишь ускользающие тени.
Пить, приходилось из луж, и подземных ручьёв. Переходы и пещеры становились всё меньше, и в своём человеческом виде, мне было бы уже трудно перемещаться. Поэтому, когда я оказалась в громадной пещере, с высокими, словно в готическом соборе сводами, я удивилась. В куполе пещеры была круглая дыра, откуда поступал солнечный свет, придавая ещё большее сходство с готическим собором. По пещере пробегал мелкий ручей, огибая камни, делясь, он становился всё мельче, и Мыш мог бы спокойно перейти его вброд, не замочив своё брюшко. Но главным препятствием и украшением это зала был не ручей. По всей пещере, в живописном беспорядке, или в порядке, недоступном моему разумению, были нагромождены кости. Кости животных и людей. Причем некоторые кости, были… довольно свежими, ещё с кусками неразложившейся плоти. И запах стоял соответствующий. Но, в кошачьем виде, перенести его было несравненно легче. Я остановилась, над ручьём, раздумывая об этом могильнике. Или может быть, здесь проводились какие-то ритуалы, жертвоприношения?
На костях были навязаны яркие лоскутки ткани, лениво колыхавшиеся в свежем воздухе, изливавшимся, словно благодать из дыры в своде пещеры; бусинки, висевшие на костях, посверкивали своими полированными боками, и при движении воздуха постукивали по костям, создавая странную музыку. Струи свежего воздуха и воздуха наполненного густым, плотным смрадом разложения не смешивались, а перетекали и перевивались, точно змеи.
Мышу, здесь не нравилось, и он отчаянно колотил меня лапками по голове. Я осторожно, стараясь не замочить лап, маневрировала между костями. Старые, выбеленные скелеты, лишившись поддержки в виде хрящей, давно рухнули на пол, смешавшись в одну кучу. Но более свежие, ещё держались и сохраняли свою форму, и мне не хотелось бы, случайно задев их, устроить погром. Кто знает, какое зло прячется среди этого храма смерти?
Я стояла на камне и размышляла, как мне перейти ручей и миновать ещё не рассыпавшийся скелет лошади. Передняя нога, с истёртым копытом преграждала мне путь. Когда-то это была северная маленькая и мохноногая лошадка, рыжеватой масти. Лоскутья шкуры ещё не истлели, в потоке воздуха колыхалась длинная шерсть. На рёбрах лениво покачивались розовые и блекло-синие тряпочки, и сверкала большая, полая медная бусина. Если попытаться перепрыгнуть, то возможно, что вся эта композиция рухнет мне на голову. Я приготовилась к прыжку, Мыш уцепился лапками за мою шерсть, и весь подобрался, точно тоже собрался прыгать.
Ещё не успев, оторваться в прыжке задними лапами от камня, я поняла, что не допрыгну. Внезапно жухлый ручеёк вспенился чёрной водой, и камни стали плавиться прямо у меня под лапами. Ручей становился бурной рекой, в которую падали и плавились камни, кости, ленточки и бусины. Мыш истерично вопил у меня над ухом.
«Стикс»
Очень тихо прозвучал в моей голове Голос богов.
Время замедлилось. Я падала в чёрные воды Стикса.
И понимала, что у меня есть шанс спастись, но у Мыша, его нет. Стикс разъедает всё. От Мыша останутся одни головешки.