Неидеальные мы
Шрифт:
Или я неверно расшифровываю сочувственные взгляды, и миссис Гомес действительно просто желает мне хорошо отдохнуть.
В коридоре девочки прощаются друг с другом и, верите или нет, буквально плачут. Словно расстаются не на двадцать два дня. Словно мы все не живем в маленьком городке, где голову из окна высунь – и увидишь на тротуаре половину класса. Словно интернет еще не придумали.
Будь моя жизнь мюзиклом, сейчас я бы выходил за школьные ворота под красивую песню о свободе, а люди на улице принялись бы исполнять вокруг меня сложный выверенный танец. Но моя жизнь не мюзикл, поэтому, когда я миную
Мой дом недалеко от школы, всего пятнадцать минут пешком, и я стараюсь каждый день проходить этот отрезок, чтобы потом было что ответить доктору на вопрос, даю ли я себе регулярные физические нагрузки.
Единственная загвоздка – пот. Если не считать явных проблем с самооценкой и моих совершенно дивных одноклассников, пот я ненавижу больше всего в жизни.
К тому моменту, когда я переступаю порог квартиры, меня можно принять за оплывшую восковую фигуру. Мама все там же, где я ее оставил, только теперь у нее на одежде больше пятен от краски, зато картина почти готова. Сегодня она нарисовала кучу голубых кругов (у нее последние несколько месяцев «голубой» период), и если взглянуть на холст с определенного ракурса, то увидишь двух целующихся дельфинов. Ну, мне так кажется.
Однако в привычном хаосе есть и новые детали: на плите стоят кастрюли, а в доме пахнет обедом. Настоящим обедом, а не разогретыми остатками вчерашней еды навынос. Отличное начало каникул!
– Привет, мальчики. Как дела в школе? – спрашивает мама, не поднимая глаз от холста.
– Мам, у тебя же вроде только один сын, если я все верно помню.
– А мне показалось, вы пришли вместе. Ты и Кайо из пятьдесят седьмой. – Мама оборачивается и целует меня в лоб.
Я ничего не понимаю, но, похоже, она этого не замечает, потому что больше ничего не говорит. Я иду к себе в комнату отнести рюкзак… а там внезапно стерильная чистота и порядок. Мама сменила простыни, расставила вещи на полке и даже выудила из-под кровати залежи скомканных носков.
– Мам! Ты что с моей комнатой сотворила? Носки где? – кричу я.
– В комоде! Сам подумай, как неловко будет, если соседский мальчик придет к тебе в комнату, а там одиннадцать пар разбросано!
Одиннадцать? Вот это я даю.
Возвращаюсь в кухню, чтобы больше не орать через всю квартиру.
– А при чем тут соседский мальчик?
– Так я же говорила, он сегодня придет. Поживет у нас пятнадцать дней. Его родители уезжают на конференцию по пингвинам. Или на второй медовый месяц. Кто знает. Да неважно. Сандра попросила меня приглядеть за Кайо. Я слегка удивилась: он же не маленький. Ну да нам что за беда, парень-то хороший.
К концу маминой речи я уже в состоянии шока.
– Ничего ты не говорила! Не нужны мне сейчас гости, только не на зимних каникулах – да еще и на пятнадцать дней! У меня планы есть!
– Какие? Сидеть в интернете и запоем смотреть «Нетфликс»? – закатывает глаза мама. – Точно, крайне важные занятия, Фелипе.
Она слишком хорошо меня знает.
– Но… но… у него что, других родственников
– Ну да, мы не то чтобы дружим. Так, болтаем иногда в коридоре. Она всегда придерживает мне двери лифта. А еще мы много общались, когда вы с Кайо в детстве играли в бассейне. Хорошие были времена. Но не в том суть. Помоги мне убраться на кухне и накрыть на стол. Кайо вот-вот придет!
Ушам своим не верю. На моем потном лице застыло выражение ужаса. Я сейчас похож на одну из неудачных маминых картин.
Вы, наверное, думаете: да успокойся, чувак, подумаешь, соседский парень! Пожалуй, пришла пора рассказать вам о Кайо, мальчике из квартиры номер пятьдесят семь.
К нашему дому прилегает большая зона отдыха с абсолютно нетронутым теннисным кортом (ну серьезно, кто здесь играет в теннис?), видавшей виды детской площадкой и средних размеров бассейном, где в жару всегда многолюдно.
В детстве бассейн был моим личным океаном. Я часами плавал туда-сюда, разыгрывая сцены из «Русалочки». Именно там мы с Кайо и познакомились. Не вспомню, когда именно это случилось и как мы вообще завели разговор. Просто стали друзьями по плаванию, а все, что было до того, стерлось из памяти.
Толстого восьмилетнего мальчика никто не зовет жирдяем. Все считают тебя милашкой, щиплют за щеки и вечно на голубом глазу заявляют, как хотят тебя съесть. В хорошем смысле. Это странно, но все же приятно.
В восемь лет я не смущался бегать в одних плавках или прыгать в бассейн «бомбочкой» и всех забрызгивать. В том возрасте такое нормально. Так мы с Кайо и подружились. Мы никогда не были одноклассниками (он ходил в частную школу на другом конце города), но я всегда знал: если жарко, то спущусь вниз, а там меня уже ждет Кайо, чтобы поплавать вместе. Дождливые дни я терпеть не мог.
Мы никогда не вели беседы. Дети вообще в бассейне не разговаривают. Мы визжим, ныряем и соревнуемся, кто дольше просидит под водой. Вдобавок в любой момент из окна могла выглянуть мама Кайо, позвать его домой – и веселью конец. Она относилась именно к таким родителям – что орут из окна.
Где-то посреди всего этого веселья случился день, который навсегда остался в памяти. Мне было лет одиннадцать, мы почти весь полдень проиграли в акул и пиратов (я был пиратом, Кайо – акулой), и внезапно я без малейшего страха заявил: «А давай поиграем в русалок?»
Больше никто из детей не знал, что я люблю играть в русалок. Это было что-то очень личное. Я боялся, другие мальчики не оценят, если выяснят, что, ныряя под воду, я представляю себя Ариэль и тоже якобы держу на самом дне бассейна собственную коллекцию вилок, зеркал и всякой всячины.
Кайо же улыбнулся, скрестил ноги, изображая хвост, и ушел под воду. Не стал выяснять правила, не стал подчеркивать, что он непременно русал, а не русалка. Друг просто подхватил мою глупую фантазию, и мы до темноты играли в русалок. Лучший день в жизни.