Неидеальный

Джулай Галина

Я стою не в силах что-то изменить и смотрю, как ускользает моё такое недолгое счастье…

— Лин, посмотри на меня, — она мотает головой.

— Пожалуйста, — глухим надтреснутым голосом просит она.

Я ухожу к себе. Сука! Зарываюсь пальцами в волосы. Ну как же, бля*ь, так?! Как? Меряю шагами кабинет, чувствую себя загнанным в ловушку зверем. Сука! Сука! Сука! На Еве я не женюсь. Но как теперь вернуть доверие Лины? Мой ангел сейчас там плачет и даже не позволяет быть рядом. Да, к чёрту всё…

Выхожу из кабинета,

Лины нет на месте. Заглядываю в комнату, оборудованную под кухню, там её тоже нет. Уже собирался идти её искать, как в приёмную зашёл главный экономист.

— Здравствуйте, а я к Вам.

Возвращаюсь в кабинет, с трудом занимаюсь работой. Смотрю на часы, почти шесть, а Борис Васильевич не торопится. И вроде понимаю, дело важное, но у меня тоже важное. У меня жизнь решается.

Как и ожидалось, Лина уже ушла. У меня ещё были запланированы дела, но бросаю всё, и еду к ней домой. Дверь мне никто не открывает. Смотрю на часы и понимаю, что они, наверное, ещё в дороге. Возвращаюсь в машину. Ничего не остаётся, как ждать. На звонки она не отвечает. А я всё больше погружаюсь в чувства безнадежности и отчаяния.

Лины нет, прошло уже почти два часа, а её всё ещё нет, и в окнах темно. Куда она могла поехать? Ксюша. Она оставляла мне свой номер, еще написала его на листке из блокнота. Только куда я его дел? Проверяю бардачок, и, о чудо, нахожу тот самый листок, скомканный, но он всё ещё здесь. Набираю номер.

— Да? — раздаётся в динамике.

— Это Давид. Где Лина?

— Дома, наверное…

— Нет её дома.

— Может у родителей? Я просто не дома сейчас.

— Адрес.

— А что случилось?

— Ксюша, адрес.

— Проспект космонавтов 147 квартира 68.

— Спасибо, — вбиваю адрес в навигаторе и завожу мотор.

ЛИНА

Появление Евы немного напрягает. Я верю Давиду, если он сказал, что они расстались, значит так и есть. Но вот она ведёт себя совсем по-другому. Она по-прежнему считает, что Давид принадлежит ей. И, с одной стороны, хочется её обломать, но с другой, не я это должна это делать.

— Лин, — я знаю эту интонацию и сразу прерываю Давида, пока он не выдал нас.

— К Вам пришли.

То, что он не ожидал её здесь увидеть заметно, и то, что он не рад её приходу, тоже. На душе становится легче. Ева просит чай, и я иду его делать.

Дверь не была плотно закрыта, и я легонько её толкнув, делаю шаг в кабинет. А потом мир переворачивается и на меня летят брызги горячего чая, обжигая мне ноги, потому что руки не удерживают поднос, на котором стояла чашка. Они дрожат, и когда я пытаюсь собрать осколки.

— Выйди, потом уберёшь, — слышу я и с удовольствием покидаю кабинет.

Она беременна от Давида. Беременна. До боли, до побелевших костяшек сжимая пальцами край стола, за который держусь, чтобы не сползти от отчаяния на пол. Уговариваю себя держаться. Сейчас нельзя

показывать слабость. Она скоро выйдет и увидит… Нет-нет, никто не должен видеть, насколько я разбита. Сажусь за стол, заставляю себя взяться за работу. Получается плохо. В груди дыра, там холодно и пусто. Моё сердце, разбитое, валяется где-то там, в кабинете, вместе с осколками чашки. Думаю о Тигренке, что так привязался к Давиду. Но сейчас у него будет свой ребёнок, и он будет замечательным отцом. Я точно это знаю. Больно, как же больно.

Дверь кабинета открывается:

— Свадьбе быть, — слышу ненавистный голос. — Так что, завтра мы идём к твоим родителям сообщать радостные новости.

Потом она выходит из кабинета и бросает на меня подозрительный взгляд. А я думала, как хорошо, что я не согласилась на уговоры Давида сообщить о нас его родителями.

Стоит Еве уйти, как из кабинета выходит Давид.

— Лина…

— Поздравляю, — выдавливаю из себя.

— Зайди, — просит он.

— Если это не по работе, то не стоит, — не могу сейчас с ним говорить. Не могу. Смотрю в экран монитора, но не вижу ни буквы.

Давид стоит и не уходит, а я из последних сил держусь, чтоб не разреветься.

— Лин, пожалуйста, посмотри на меня, — мотаю головой. Не могу, не могу я на него посмотреть. Знаю точно, подниму глаза и разревусь. Я боюсь. Боюсь увидеть радость от услышанной новости или тоску, потому что он понимает, что "нас" уже нет.

— Пожалуйста, — умоляю его уйти, и он уходит.

А я больше не выдерживаю. Подрываюсь, убегаю в туалет. Закрываю двери и тихо рыдаю, прикусываю кулак, чтобы не рыдать в голос. Сколько прошло времени, понятия не имею, кто-то дёргает за ручку с той стороны, отрезвляя меня. Умываюсь холодной водой, смотреть в зеркало страшно.

Выхожу и надеюсь, что не застану Давида, ожидающего меня в приёмной. Никого. Выдыхаю. Заглядываю в органайзер, у него встреча с Борисом Васильевичем, это надолго.

Считаю минуты до окончания рабочего дня, но они, как назло, тянутся очень медленно. Без десяти шесть, выключаю компьютер, быстро переодеваюсь и убегаю, словно за мной гоняться.

Забираю Тигрёнка. Он выучил новый стишок про осень и рассказал его уже раз пятый, а я даже похвалить не могу. Держусь, чтобы не разреветься прямо в маршрутке.

— А в магазин пойдём?

— Нет, сынок, давай домой.

На улице так же, как и у меня внутри, холодно, сыро, темно и противно.

Его машину во дворе замечаю сразу, она очень выделяется среди местных и пока её не заметил Тигран, разворачиваю его к себе.

— А пошли в кафе.

— В кафе?

— Да, хочешь мороженого?

— Да, — улыбаться Тигрёнок и мы идём в единственное кафе в нашем райончике.

Заказываю мороженое сыну и себе кофе. Тигран что-то рассказывает, стараюсь улыбаться, переключиться.