Неинтересное время
Шрифт:
От Кремля до Большой Садовой, где Вацетис снял для него комнату — путь неблизкий.
Солнце уже садилось, узкие переулки погружались если не в темноту, то в некоторые сумерки.
По одному из таких переулков, в синем джинсовом костюме, стуча каблуками высоких шнурованных ботинок, шел Сергей Аркадьевич Вышинский.
В одной из темных подворотен, мимо которой он проходил, качнулись и скрылись обратно во мраке две черные тени.
— Слышь, Пузырь, — прошептала одна из
— А ты чего пропустил?
— Да сначала хотел, а потом чего-то передумалось…
— Потому, Щупарь, что чуйка у тебя есть, только малохольный ты. Зенки его видел? Из них мокрота смотрит. Либо мосол, либо… Я таких у тех, кто с войны пришел насмотрелся. Либо шпалер за поясом, а под землю меня не тянет, либо все равно бабки добром не отдаст. Меж двух наголо останешься, а то и на мокрый гранд перейдем. Короче, взгляд запомнил? Таких — не трогаем.
Сергей с Вацетисом приехали в Москву вчера под вечер. Латыш отвел Сергея в снятую комнату на Большой Садовой, хотя тот и порывался прогуляться и запретил выходить, пока не будет получено добро. Остатки демократического свободолюбия требовали непременно нарушить запрет и отправиться на прогулку, однако разум резонно заявил, что, во-первых, мобильников еще не изобрели и Вацетис, не обнаружив Сергея, подумает черте что, во-вторых, Сергей и в современной-то Москве этих улиц не знал и легко смог бы заблудиться, а уж в Москве двадцатых… Ну и в-третьих: у каждого запрета есть своя причина и никто не будет запрещать просто чтобы поиздеваться.
Товарищ Вацетис появился только во второй половине дня, когда Сергей успел познакомиться с обитателями семи комнатушек. Проживали здесь в основном ханурики, в коридоре стоял ощутимый запашок дешевого самогона. Единственным нормальным человеком был появившийся ненадолго синеглазый, лет тридцати с небольшим, человек — доктор Миша, по словам местных жителей — чем-то похожий на актера Краско в молодости. И то доктор Миша, как выяснилось, съехал с квартиры еще в начале года и просто приходил за справкой к домоуправу.
Вацетису Сергей обрадовался как родному.
— Ну что, — сел латыш на стул, положив рядом фуражку, — все решено. Завтра с утра я встречаюсь с товарищем Дзержинским, а потом он поговорит с тобой.
— Быстро, — поднял брови Сергей.
— Так мой начальник такие вопросы решает быстро. Наш ИИФ создан по личной инициативе Феликса Эдмундовича и подчиняется непосредственно ему, как главе ВСНХ, поэтому выход на него имеем всегда…
— Товарищ Вацетис, а что у вас за институт? Может, расскажешь? Или это тайна?
— Тайна, тайна… Ну как тайна? Расскажу. Попозже. Вечером. Не обижайся, просто мне нужно еще кое-куда заскочить. Ты, если хочешь, можешь по Москве пройтись. Вечером поговорим.
На столе, в круге света от керосиновой лампы, стояла сковорода, в которой шкворчала жареная картошка с салом — по словам Вацетиса, любимое блюдо Дзержинского. Между безработным директором чернильной мастерской и начальником департамента таинственного института шел задушевный разговор. Под водочку и закусочку.
— Я, Сергей, из семьи рыбаков. Простой, как говорится, как валенок. Ты на то, что я грамотно говорю не смотри, у меня всего образования — церковно-приходская школа и автомобильный завод. Я на заводе в партию вступил. Потом война, революция, опять война. Воевал в Красной армии… не в латышских стрелках, — зачем-то уточнил Вацетис, — Под Питером, от немцев отбивались. Потом Днепр, Крым, Царицын, Кавказ… В двадцатом году ранили, перешел на службы в ЧК. Там меня и заметили, когда ИИФ создавали…
Рассказ лился неспешно:
— ИИФ сам товарищ Дзержинский решил организовать. Как он объяснял товарищам: «Вот вы говорите, колдовство, мол, суеверие, пустые страхи глупых людей… Люди верят в то, что черти есть, а вы верите в то, что их нет. И у них и у вас — вера. А нужно — знание. Потому что если они вдруг есть, то в случае чего от них пролетарской сущностью не отмахаешься. Нужно знать точно: либо колдовства нет, и тогда все в порядке, либо оно есть и тут уж нужно думать — бороться с ним или в упряжку Мировой революции впрягать». Я думаю, Сергей, товарищ Дзержинский что-то знал о колдовстве… Знаешь, пока чего-то не видел, то можешь в это верить, можешь не верить… А вот когда нечисть перед твоими глазами скачет, тут вера ни к чему…
…Сначала институт хотели так и назвать, мол, Институт колдовства. Что изучаем, так и называем. А потом подумали: не хватало еще чтобы за границей про нас начали слухи распускать, мол, большевики магией занимаются, весь народ околдовали, иначе бы за ними никто не пошел… Дураков много, кто-то да поверит. И так про нас рассказывают, что мы кровь девственниц и младенцев пьем, а на голове у нас рога растут. Вот и назвали Институт истоков фольклора. Что такое колдовство, волшебство, чародейство? Сказки, басни, легенды… Фольклор. А мы изучаем истоки фольклора: что стоит за этими сказками? Ничего? Или же ЧТО-ТО?…
…Когда меня в ИИФ отправили, я сопротивлялся, мол, буду я еще глупостями да детскими сказками заниматься. Так нашему начальнику и сказал в лицо. А он, даром, что только что на должность встал — тогда несколько желающих было, но наш начальник успел первым — собрал всех, а было нас только двенадцать человек, в каждом департаменте по человеку и рассказал историю…
Ты там в своем будущем о малярии слышал? Что слышал? Что комары малярийными бывают? Правильно, они потому и малярийные, что болезнь эту разносят. Так вот, о комарах, малярии и сказках нам начальник притчу и рассказал.