Неинтересное время
Шрифт:
— Сярежа… — Никитич чуть не подавился.
— Что… Анисим Никитич? — лучше побыть вежливым.
— Вкусно? — хозяин выглядел несколько обалдевшим.
— Ну да. Уже идем?
— Ты ешь, ешь…
Вот это да, подумал Никитич. Работник достался. Голую картошку, без масла и соли есть и вкусной называет. И ведь не врет. Правда Кузьмич сказал, «как солому жует»…
— Сярежа, — осторожно спросил он, — А ты вообсце вкус понимаешь?
Ну и как ему объяснить?
— Вкус понимаю. А вот вкусно или нет — понять не могу. Ем и ем.
«И чувства голода у меня нет».
«Хороший работник, — решил Никитич — Ест все. Посмотрим,
— Ну, — хлопнул он себя по коленям — пойдем!
На дворе (кстати, тоже более чистом и просторном, чем кузьмичевый) Никитич вручил Сергею обувь. Что бы вы думали? Конечно же, лапти! Хотя сам Никитич назвал их «броднями». Потом они с Сергеем полчаса учились наматывать портянки, которые тоже назывались «онучи». Сергею все больше казалось, что он вообще попал не в Россию, а неизвестную страну, где язык на первый взгляд похож на русский, а на второй — просто черт знает что!
Обутому в «бродни» Сергею хозяин вручил косу, которая, как ни странно, косой и называлась, прилагаемый инвентарь и парочка — хозяин и батрак — отправилась на сенокос.
Покос был неблизко.
Два косаря: батрак Сергей и хозяин Никитич опустили косы
— Ну вот, Сярежа, наш покос.
Зашибись. Огромный луг, конца которого не видно. В тумане терялся. Да его косить месяц!
Никитич, нисколько не пугаясь размеров рабочего места, ловко выхватил из висящей на поясе берестяной кобуры черно-песчаную дощечку. Упер косу концом в землю, вскинул лезвие над головой… Стал немного похож на Смерть — раньше косу Сергей только в руках смерти в разнообразных фильмах и видел.
— Смотри, упираешь косовище… — блин, еще одно незнакомое слово. Да я за раз столько новых слов даже на уроках английского не слышал — косу держишь аккуратненько, вот так… и песчанкой, раз-раз-раз-раз…
Никитич быстро застучал «песчанкой» (блин, еще одно!) по косе, затачивая ее.
Сергей достал свою «песчанку» — узенькую дощечку, облитую черной липкой массой и обсыпанную песком. Покрутил в пальцах. Вздохнул (Никитич стучал уже у самого острия, значит, сейчас закончит, а еще на лаптях-броднях стало понятно, что его терпение небезгранично). Значит, так… Провел с противным скрипом по лезвию с одной стороны, с другой. Принцип ясен. Примерно как точить кухонный нож оселком, стоя на голове. Так быстро как у, кхм, хозяина не получится — поотхватываешь пальцы — но хоть примерно… Так… Раз, раз, раз… Хм, получается. Раз-раз-раз-раз. Коса звонко запела, вдоль лезвия пополза серебристо-блестящая полоска отточенной остроты. Получается! Раз-раз-раз-раз!
Закончил точку, провел пальцем по бритвенно-острому лезвию. Получилось! Правда, все удовольствие испортил критикан Никитич, придирчиво осмотревший результат трудов. Проворчал, что так можно и загубить «струмент» и хорошо, что дал старую, и вообще.
— Ну, што, Сярежа, давай нацнем косьбу.
Прямо сразу начать не получилось: Сергей даже теоретически не представлял, как нужно держать косу, не говоря уж о том, как косить. Первая же попытка закончилась вогнанной по самую пятку косой и тяжким вздохом Никитича.
— Вот, смотри, Сярежа, здесь держишь левой, здесь — правой… — левая рука Сергея легла на заостренный конец «косовища», правой ухватился за развилку, вцепившуюся в середину косовища (у косы Смерти такого наворота не было), — … вот так становишься, пятку упираешь в зямлю, носок
Сергей принял позу косца.
— … отводишь назад, и полукругом… Быстрее!
Шшшуух!
— Дааа… — протянул Никитич. — Ты зацем так много травы сразу косой ухватил?
Вышинский молчал. А что скажешь?
— Немного, вот та-ак.
Шшшуухх.
А-а, вот в чем косяк. Коса скользит по самому краю прокоса, снимая буквально несколько сантиметров травы.
— Дай-ка еще разок попробую.
Шшшуухх.
— Вот, уже лучше.
Шшшухх.
— Плохо.
Да, блин, сенсей, что плохо-то?
— Ты зацем косу в конце приподнимаешь? Видишь?
Ну да, косу надо все время держать прижатой к земле, иначе прокос выглядит как вырезанный в траве желоб.
Шшуухх. Шшуух.
— Плохо.
Сам вижу. Неаккуратно махнул, поторопился, между двумя чистыми прокошенными полукругами осталась узенькая полоска торчащих травинок.
Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
— Ну и ладно, — подытожил Никитич, — Давай за мной. Только не торопись.
Началась косьба. Никитич, мерно взмахивающий косой, отдалялся от Сергея все дальше и дальше, приближаясь к далеким кустам, выглядывавшим из тумана. Как ни старался Сергей, но косить с такой скоростью не получалось. Вернее почти получалось, но тут же появлялись огрехи, которые приходилось смахивать косой. Наконец, Вышинский понял, что не сможет соревноваться со старым гуру косьбы (в этом новоявленный хозяин напоминал приснопамятного Конунга — с тем тоже можно было не соревноваться в работе мечом) и принялся размеренно косить, попав в подходящий ритм взмахов.
Косьба — занятие утомительное, особенно для непривычного человека. Не увлекайся Сергей мечемашеством — наверняка выбился бы из сил сразу же. А так усталость только-только начала подкрадываться. Здорово помогали мозоли, натертые рукояткой меча, иначе стер бы руки до кровавых пузырей. Как в начале увлечения реконструкцией. Так что, если бы не меч, ему пришлось бы туговато. Да и во встрече с беспризорниками (по спине пробежал холодок — воспоминания о снах). С другой стороны, если бы не меч, сиречь не увлечение проклятой реконструкцией, не поехал бы на турнир, не поперся бы ночью в треклятый музей, не схватил четырежды клятый артефакт и не оказался бы ЗДЕСЬ!!! А значит не пришлось бы убивать беспризорников, махать сейчас неудобной железякой и пытаться понять, что же теперь делать!
Мозги, не занятые во время косьбы, отреагировали на поставленную задачу.
Итак. Что же делать?
Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
Ситуация была не просто сложной — безвыходной. Дело даже не в самом факте провала во времени (если это все же не розыгрыш) — сознание воспринимало произошедшее, как вполне вероятное. Спасибо горе прочитанной макулатуры. Проблема не в психологическом шоке — в шоке интеллектуальном.
Практически из любого места на Земле можно, пусть и приложив значительные усилия, оказаться у себя дома. Даже из Антарктиды — если сразу не крякнешь от мороза — можно выбраться, выйдя к побережью и найдя станцию полярников. Даже из Алькатраса — американской тюрьме на острове из фильма «Скала» — и то бежали. Даже с другой стороны планеты, то есть из Южной Америки, можно добраться до Москвы. Просто, как бы далеко ты не оказался, всегда знаешь дорогу (или можешь узнать). Она может быть сложной и извилистой, но она есть. Сейчас дороги не было.