Неисправимый бабник. Книга 2
Шрифт:
– Давай-давай, это хорошее начало, надо его развивать. Наконец ты стал признавать равноправие между мужчиной и женщиной.
– Присоединяйся, – сказал Витя робко.
– Фи, еще чего. Буду я тут в грязи возиться!
– Попробуй, хоть раз обед приготовь!
– Ты сначала отвези меня на рынок на такси, снабди деньгами, я все куплю, потом поставь мне газовую плиту, потому как я эту печку, что вы топите дровами, не приемлю, знать ее не хочу, она из прошлого века. Если бы моя мать увидела, она бы за голову схватилась. Боже, куда я попала, в какую дыру ты затащил меня! Мамочка, приезжай, забери меня отсюда. Я сейчас сяду, напишу ей письмо, нет, дам телеграмму…
– Не паясничай, а попробуй растопить печь, а я помогу.
– Не хочу.
– Тогда пойди прогуляйся. Что ты лежишь все время, сколько можно? Я уж врача собирался вызвать. Может, ты больна?
– От сна и лежания еще никто не умер. У тебя тут раскладушка есть?
– Нет, а что?
– Жаль. А то я бы днем на воздухе поспала в тенечке, под яблоней. А как насчет работы? Переводись на заочное отделение, почему ты с этим тянешь, никак не пойму.
– Я не собираюсь переводиться на заочное отделение.
– Ах так? Тогда я одна буду растить нашего ребенка.
– Коллективного ребенка, – добавил Витя. – У тебя синяки уже прошли или нет? Покажи!
– Подлец, – сказала она, отвернулась и расплакалась.
– Что ты плачешь, невестушка дорогая, кто тебя обидел, скажи? – спросила мать Вити.
– Ваш сын меня все время обижает. Я скоро сбегу от вас, я не могу так больше.
– Не переживай, я пристыжу его. Мой муж, царствие ему небесное, никогда меня не обижал, я ни разу не плакала из-за него. Он не должен нас позорить. Мы знаем, что ты с далекого чужого краю приехала к нам и здесь никого из родных у тебя нет. Ты, если что, сразу обращайся ко мне, я тебя всегда поддержу. Ты случайно не больна?
– С чего вы взяли?
– Ты уже две недели как лежишь, по-моему, на одном и том же боку. У тебя бок не болит разве? Завтра мужики придут траву косить, может, ты поможешь мне закуску им состряпать, невестушка, а?
– Мне нужна газовая плита, и я тогда могла бы сварить кофе, а остальное я не умею. У нас дома мать все делала, а поскольку я одна в семье, мать меня жалела, к плите не подпускала. Вы сына обучите, он должен готовить пищу, а не я. Я – украшение дома. Я красивая, правда?
– У нас весь дом держится на женщине. Мой муж никогда у плиты не стоял. Мне было бы стыдно, если бы он картошку жарил, например, а я бы в кровати валялась в это время. Не знаю, как это у вас, что за порядки такие. У меня в голове все это не укладывается. Но мой сын не должен тебя обижать: видел, на ком женится. Я скажу ему об этом.
– Фи! Это я его осчастливила. У меня папочка – полковник, а он кто? Крестьянский сын. Я советская аристократка, а он советский плебей.
– Дочка, ты так учено говоришь, я не пойму тебя. Мне бы очень хотелось, чтоб у вас было все хорошо. У тебя, я вижу, пальчики розовые, ручки белые, а за ногтями грязь, как у меня. Нехорошо.
В субботу пришли десять мужиков косить сено вдове Анне, матери Виктора. Дело в том, что правление колхоза никому не препятствовало косить при условии, что шесть центнеров вы заготовили и отдали колхозу, а седьмой центнер забираете себе. Витя тоже взял косу и пошел косить, но плелся сзади. Мужики косили как косилка, и даже лучше, аккуратнее.
Вечером – обильный ужин, и самое главное, полно самогонки крепостью под шестьдесят градусов. После нескольких тостов кто-то затянул песню «Ой вы, очи, очи дивочи», и снова раздался звон бокалов. Тут и Лиза вышла из берлоги, стряхивая с себя сон.
– Здорово, невестушка! – зашумели все. – А пойдешь ли ты с нами в пляс-перепляс, а?
– Пойду, коли уважите, – улыбнулась Лиза.
– Уважим, конечно, уважим, а то как же? Эй, Ваня, налей ей полную кружку крепака! Выпей с нами, дочка, малость, а то твой муж не пьет, не уважает нас, и зря: мы его все любим и уважаем, вот в помощь ему пришли, а то глядим, он в одиночестве с косой воюет.
– Ваше здоровье! – сказала Лиза и выпила кружку самогона до дня не моргнув глазом.
– Вот это наш человек, – сказал Митрий – сосед. – Может, осилишь еще? Эй, принесите граненый стакан! Негоже, чтоб такая красивая женщина из кружки тянула. Только вымойте стакан тщательно!
Лиза, широко улыбаясь, взяла граненый двухсотграммовый стакан, запрокинула голову и выпила так же легко, как и первый, и даже поцеловала в донышко.
– А теперь бывайте, мужики, спасибо, уважили. Я пойду досыпать.
Анна, мать Вити, раскрыла рот от удивления. Витя тоже был шокирован. Таких прекрасных качеств он раньше просто не замечал в ней. Мужики переглянулись между собой. Митрий воскликнул:
– Вот это дает!
Сестра Вити тоже присутствовала и сплюнула от удивления:
– Тьфу! Такого не видела еще, сколько живу! Вот это баба. Да она весь дом пропьет!
– Русские бабы – все такие, – сказал Митрий. – Зато работают как лошади и зарплату в дом приносят наравне с мужчиной. Там жена не то что у нас – только детей рожать да хозяйство вести. Там жена как глава семьи – всех кормит. А в войну как себя проявили русские бабы!
– Незачем бабе работать как лошади, – начал Юра Рыбарь, – да водку пить как молоко. Пьяный мужик – беда, пьяная баба – несчастье. Пусть она лучше дома сидит, хозяйство ведет, уют в семье поддерживает. А потом, не все русские одинаковы. Вон у Гамора жена из России – образованная женщина, шесть классов окончила, не пьет совсем, свекрови помогает. Мать Николая не нарадуется на нее. Верой ее зовут. Эта Вера здесь хочет жить, корову держать, а городская. Родители у нее шахтеры, а все шахтеры – зажиточный народ. А ваша невестка… Что-то не видно ее около дома. Она что, болеет?
– Ей, видать, климат не подходит, – сказал Митрий. – Ты, Витя, побольше ей наливай. А ночью давай ей спать, а то вы, видать, всю ночь того, не спите, целуетесь, а днем она отсыпается. Куда ей, бедной, деваться? Го-го-го!
Вскоре поползли нехорошие слухи. Лиза больна, беспробудно пьет, всю самогонку у бабы выпила. Витя теперь по соседям бегает, скупает бормотуху. Сутками спит, ничего не делает, под себя писает, в туалет идти ей лень. Отец ее, полковник КГБ, скоро приедет, заберет ее отсюда и будет лечить от алкоголя. Она так похожа на еврейку, что нельзя в том даже сомневаться. Однажды пошла за водой к колодцу с тазиком, а не с ведром, как полагается, и чуть не утопла. Ребятки за ноги ее тащили да на голой заднице прыщи считали. Этот Витя здорово прогадал, но так ему и надо: незачем было куда-то ездить, какую-то Суру искать, когда в своем селе девушек полно. Потянуло его куда-то. А теперь пусть попробует разобраться. Небось, по пьянке его в загс потащили либо судить должны были за что-то, да вместо лишения свободы на полковничьей дочке жениться заставили. Иначе и быть не могло. Не мог же он, трезвый парень, по своей собственной охоте на такой дуре жениться. Жаль его, конечно. Пострадал парень зазря.