Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
– Ничего не понимаю, – вынужден был признать человек в штатском. – Тут даже по прямой шестьдесят километров. Даже если ехать со скоростью сто пятьдесят, это как минимум полчаса. Но прямой дороги нет. Самая короткая дорога – восемьдесят километров. Чтобы за пятнадцать минут… – он задумался. Потом просиял:
– Ну точно американский шпион, – сказал он.
Теперь все стало понятно. И как его не заметили постовые, и как он преодолел восемьдесят километров за пятнадцать минут. Американский шпион, что тут удивительного! И, совершенно счастливые, участники специального секретного совещания стали
Марина сидела в шезлонге, углубившись в «Доктора Живаго». Такая мелочь, как то, что книга будет издана несколькими годами позже, – пока Пастернак, наверное, и не подозревал, что он ее напишет, – Сергея нисколько не смущала.
Григорий Иванович успел бегло просмотреть эту книгу утром и был в легком недоумении.
– Вот видите, – поучительно говорил он Сергею, – как советская власть откровенно признается в своих ошибках. Не боятся печатать такие книги у нас. А вы говорите!..
Он все больше убеждал себя в том, что все в порядке у них с властью, и такая свобода мысли радовала его все больше, по мере того как он убеждал в ней себя и окружающих. Большей частью, конечно, себя.
Из дома вышла Маргарита Николаевна с еще одной книгой в руках. Сергей обрадовался: он специально оставил «Страх» Анатолия Рыбакова на столе в кухне, рассчитывая, что кто-нибудь из гостей ее найдет.
– Потрясающе! – сказала она. – Там такое про Сталина! Я открыла как раз на той страничке, где про смерть Орджоникидзе…
Она уселась на скамеечку в беседке и раскрыла книгу.
Сергей усмехнулся. Представить себе, что на даче из всех возможных занятий выберут именно чтение…
– Григорий Иванович, – позвал он. – Погоняем мячик?
Не успели они пристроиться за теннисным столом, как из дома выбежала Катюша.
– Так нечестно! – закричала она. – Сами играете, а мы, несчастные женщины, должны скучать? Поедем все на острова!
«Несчастные женщины» приподняли головы, явно не желая, чтобы их трогали и куда-то тащили от захватывающего чтения.
Катюша улучила момент и шепнула Сергею, что звонил Барсов. Товарищ Воронов распорядился установить в их доме подслушивающие устройства, и надо было предоставить им такую возможность, хотя бы на часок оставив дом.
Вообще, насчет распространения «диссидентской» литературы среди местного населения Сергей очень возражал. Насколько он знал тех людей, которым он эти книжки подсовывал, они начнут широкие дискуссии. Преподаватели, например, запросто могут устроить диспут среди студентов и навлекут на себя гнев партийных бонз. Однако указания Барсова выполнял, надеясь, что он не забудет потом оградить людей от неприятностей.
Получив обещание, что эти книги они получат в подарок, Кирюшины заразились всеобщим азартом: собирали удочки, мячи, упаковывали в невиданные корзинки с отделениями еду, смазывали в лодке уключины, чтобы весла не скрипели. Острова посреди реки действительно были райским уголком с бившим чистейшим ключом, обильными зарослями шиповника и земляники и отличной рыбалкой. Так что времени размещать аппаратуру у ГРУ было больше чем достаточно.
На острове, играя в волейбол, Сергей с Катюшей поглядывали на заброшенную «трансформаторную» будку, которая находилась недалеко от берега между Сосновкой и
Возвращаясь обратно на своем «лендровере», который дожидался их на берегу, Катюша не упустила случая крикнуть в открытое окно копошившемуся в густой траве «крестьянину»:
– Бог в помощь! Вы что там, клад нашли?
Ряженый «крестьянин» злобно посмотрел на нее, неумело вырвал из земли клочок травы, потерял равновесие и от неожиданности с размаху сел на землю. Из машины раздался дружный хохот.
Вечером довольный Воронов лично уселся возле специально привезенного из Москвы оборудования. Медленно крутились бобины огромных магнитофонов, шуршала проволока. Он допустил к прослушиванию только председателя КГБ. Они ждали откровений.
Магнитофонов было целых два – дорогое и редкое оборудование, которое Москва не пожалела для крамольного, впавшего в немилость города.
Пишущая проволока все шуршала и шуршала, не донося ни единого звука. Видимо, обитатели дачи были в саду. Потом женский голос весело сообщил, что все устали и неплохо было бы поспать. С этим согласилось еще несколько голосов, потом мужской голос – явно Бахметьева – сообщил, в каком месте у него синяк от мяча и какие последствия в интимной жизни ему могут от этого грозить. Председатель КГБ сконфузился и покраснел. Воронов перестал клевать носом. Тишина, которая наступила после этого, разнообразилась храпом. От скуки Воронов пытался определить, кто его издает, и преуспел в этом, сделав вывод, что-либо Кирюшин, либо Бахметьев.
В шесть вечера все стали потихоньку просыпаться. Военные схватили карандаши и оживились.
– Мясо уже замариновалось! – сообщила Марина.
– Сережа! – крикнула Катюша. – Неси кастрюлю в сад. И разжигайте там с Григорием Ивановичем мангал.
– Шифровка? – с энтузиазмом предположил председатель КГБ.
Воронов вздохнул и предложил дежурить по очереди.
Через сутки он заскучал. Ему надоело выслушивать кулинарные рецепты, обсуждения результатов рыбалки и игры в теннис. Однако через четыре дня, когда он совсем потерял надежду и с некоторой тревогой думал о том, что он будет докладывать московскому руководству, он был вознагражден.
Он рассеяно прослушивал рассуждения Маргариты Николаевны о том, как летний отдых способствует хорошей работе в течение учебного года, как вдруг с другого магнитофона, который писал с микрофона в Бахметьевском кабинете, явственно послышался голос Бахметьева.
– Слушаю, товарищ генерал!
Воронов встрепенулся. Бахметьев говорил негромко, но, видимо, он находился у самого микрофона, поэтому слышимость была отличная.
– Подрывная группа полностью ликвидирована, – между тем докладывал Бахметьев. – Настроение населения нормальное. Да, думаю, город уже вернулся к нормальной жизни.