Неистовые джокеры
Шрифт:
Спектор обыскал труп, забрал у сторожа фонарь и ключи. Если он сумеет добраться до какой-нибудь из раздевалок, возможно, там найдется что-нибудь такое, чем можно перебинтовать ногу. И уж точно он найдет там что-нибудь, из чего сделать костыль, а возможно, и смену одежды.
Он похромал по пандусу на трибуны и начал спускаться по ступенькам, ведущим на поле.
— Крысы — мои самые верные помощники, — сказала Вонищенка. — Я собираю впечатления у всех, у кого только могу, — а их здесь уймы.
— «Нью-Йорк глазами крысы», — усмехнулся Джек, — Думаю, такого
По улице вилась змейка танцующих — джокеров или натуралов, переодетых джокерами, не разобрал. Танцующие подожгли несколько машин-развалюх, стоящих на погрузочных площадках. Хотя, возможно, они и не были развалюхами до того, как к ним поднесли факелы. Теперь уже сказать было трудно. Как бы то ни было, сейчас они весело пылали, и в воздух поднимались клубы жирного черного дыма.
Джек и Вонищенка заскочили в «Террифик Пицца», чтобы чего-нибудь попить, оба умирали от жажды.
— Ну и пойло, — сказал Джек продавцу, поморщившись от вкуса напитка.
— Тоже мне, ценитель! — фыркнул продавец. — Не нравится — ступайте на улицу, покупайте газировку у иммигрантов.
— Идем, — сказала Джеку Вонищенка, мысленно намекнув шести сотням крыс с заднего двора ресторана наведаться в кладовые, где хранятся сыр и тесто.
Они вышли на улицу, и Джек вдруг ахнул:
— О господи!
— Что случилось?
— Идем.
Цепочка танцующих уже начала распадаться, Джек остановился перед одним из них. Это был высокий темнокожий мужчина, на нем был шутовской костюм дикаря, на шее висело длинное ожерелье из перьев и цветных бусин. Его кожа казалась иссиня-черной в мерцающем свете ртутных ламп и бликах догорающих огней и блестела от испарины. Но капли, скатывавшиеся по его лицу, были струйками крови, которые текли из глубоких порезов у него на щеках. Глаза, обведенные кругами белого грима, казались двумя бездонными провалами.
— Dieu! [19] — воскликнул Джек. — Жан-Жак? Это ты?
Танцор остановился и уставился на Джека. Вонищенка подошла к ним поближе и смотрела во все глаза.
— Ты узнал меня, — сказал Жан-Жак грустно. — Прости, друг мой. Теперь, когда я больше не человек, никто не должен знать, кто я такой.
Джек нерешительно протянул к нему руку, потом отдернул ее.
— Твое лицо — что ты с ним сделал?
— Разве я не похож на джокера?
— Ты — не джокер, — отрезал Джек. — Ты мой друг. Ты болен, но ты мой друг.
19
Здесь: черт возьми (фр.).
— Я — джокер, — твердо ответил Жан-Жак. — На мне лежит печать смерти.
Встретив ошеломленный взгляд приятеля, чернокожий мужчина взглянул на него в ответ, потом легонько провел по щеке Джека кончиками пальцев. Прикосновение было мимолетным и ласковым. Все остальные танцоры окружили их. Джек понял, что все они — натуралы, облаченные в диковинные наряды, кто в яркие и нестерпимо кричащие, кто в темные и утонченно причудливые.
— Прощай, друг мой Джек. Я буду скучать по тебе. — Жан-Жак отвернулся и начал скандировать буквы: — В — И — Ч!
Остальные танцоры подхватили.
— В — И — Ч! — загремело
— ВИЧ? — переспросила Вонищенка. Они так и остались стоять на мостовой, а Жан-Жак и остальные танцоры стремительно унеслись прочь.
— Вирус СПИДа, — бесцветным голосом пояснил Джек.
— О. — Вонищенка как-то странно на него посмотрела. — Жан-Жак… так, ты сказал, его зовут?
Джек кивнул.
— Вы с ним…
— Друзья, — сказал Джек. — Очень близкие друзья.
— Больше, чем просто друзья?
Он кивнул.
— Поговорим, когда все это закончится. — Женщина пыталась заглянуть ему в глаза.
— Прости, — сказал Джек и зашагал было прочь.
— За что? — Она поймала его за руку. — Идем. Я серьезно. Поговорим потом. — Она протянула руку и коснулась его лица — точно так же, как это несколько минут назад сделал Жан-Жак. Его щека была колючей от щетины. — Идем, — повторила она. — Мы так и не нашли Корделию.
Их взгляды встретились. «Теперь все будет совсем по-другому», — подумал каждый. Но ни один из них не знал, как именно.
Душ был обжигающе горячим, но Спектор именно такой и любил. Брызги летели в разные стороны, горячие струйки сбегали по тощему телу. Он открыл рот и набрал в него воды, пополоскал и сплюнул ее. Нога все еще болела, но боль уже стала привычной.
Спектор выключил душ и пошлепал по холодному кафельному полу к шкафчикам, все еще оберегая больную ступню. Теперь он хотя бы был чистым и, довольный этим ощущением, принялся насвистывать «Возьми меня на бейсбол», но скоро перестал. Его свист эхом отражался от кафельных стен. Раздевалка оказалась куда менее роскошной, чем он ожидал. Простые души и шкафчики да деревянные скамьи для сидения. Почти как в обычной школе.
Он подошел к корзине, куда бейсболисты складывали грязную форму, и принялся рыться в ней, выискивая что-нибудь более-менее подходящее по размеру. Все, что ему попадалось, в основном было слишком велико, к тому же он терпеть не мог одежду в полоску. Хотя это все равно было лучше, чем его не единожды продырявленный костюм. Наконец Спектор отыскал комплект, в котором не напоминал себе туриста, запутавшегося в палатке, и оделся.
Миновав клетку с битами, перчатками и размочаленными мячиками, он вошел в тренерскую. На полу валялся эластичный бинт, и Спектор поднял его, затем собрался с духом и начал бинтовать раздробленный зачаток ступни. Ему пришлось прерываться дважды — так сильна была боль, но через несколько минут ступня была вполне прилично забинтована. Он осторожно опустил ее на пол — ногу пронзила острая боль, впрочем, ее можно было перенести.
Спектор направился обратно в раздевалку, стараясь хромать как можно незаметнее, там он отыскал пару кроссовок, затолкал в носок одной из них скомканный гольф, потом, шипя от боли, сунул туда раздробленную ногу. После этого он свободно зашнуровал ее и натянул вторую.
— Выходи, Несущий Гибель. Немедленно. Я жду.
Спектор поднял глаза. В нескольких футах от него в воздухе реяло изображение Астронома. На этот раз проекция не отличалась той обычной фотографической четкостью, к которой привык Спектор. Он была размытой, бесцветной и рассеивалась по краям. Должно быть, старый негодяй израсходовал почти всю свою энергию.