«Неистовый Виссарион» без ретуши
Шрифт:
Но Белинскому расставаться с Москвой не хотелось уже ни за какие коврижки в мире. К тому времени он обзавёлся здесь собственной квартирой, вернее сказать, отдельной комнатой, за которую, вместе со столом и чаем, платил сорок рублей ассигнациями. Имел он к тому две кондиции – приготовлял из словесности к поступлению в университет двух молодых людей. С первой кондиции он получал сорок рублей в месяц, со второй – по три ассигнации за урок. Эти-то кондиции и дали ему возможность снять квартиру.
Жил теперь он на Тверской улице – почти напротив дома генерал-губернатора, в мезонине, составляющем третий этаж огромного владения Варьгина. Полученный из дома перевод на двести рублей позволил обзавестись необходимой мебелью, как-то: кроватью, столом, постелью, стульями,
Отказавшись от места в Белоруссии, Виссарион пробовал было определиться к месту в Москве. Но в учителя гимназии его не брали, а ехать куда-то в уезд, и даже в губернский город, он теперь уже нипочём не желал. Обещано, правда, было место корректора в университетской типографии. Должность состояла в том, чтобы выправлять корректуру печатаемых в университетской типографии книг. Среди корректоров было пятеро действительных студентов да двое кандидатов, из коих один – племянник ректора Болдырева, который и выпер его из университета. С племянником ректора Виссарион сдружился, и, пока вакансия была не свободна, тот подкинул ему работу на двести рублей. Свободного от должности времени теперь было пропасть, своя комната, какие-никакие деньги – жизнь налаживалась…
Весной 1835 года Виссарион Белинский взялся за издание собственного журнала. Не из корыстных взглядов или детского тщеславия, но вместе с тем и не по сознанию в своих силах и своём предназначении, а из уверенности, что теперь всякий может сделать что-нибудь, если имеет хоть искру способности и добра. От одной только мысли, что у него будут свои читатели, перелистывающие в часы досуга книгу, им составленную, уже было приятно и лестно.
Если быть точным, журнал был не совсем его. Принадлежал он Надеждину Николаю Ивановичу, всегда относившемуся с ласкою и отцовской привязанностью к Виссариону. В связи с отъездом за границу Надеждин и решился передать ему свои журналы «Телескоп» и «Молву», хоть и временно. Белинский всё чаще стал появляться в литературных кругах столицы. На одном из литературных вечеров в салоне Селивановского он познакомился с писателем и литератором Полевым, которому предложено было сотрудничать с «Телескопом». Полевой к тому времени был в опале в связи с запрещением цензурой его журнала «Московский телеграф».
Новому редактору «Телескопа» хотелось вести и журнал по-новому. Хотелось привлечь как можно больше одарённых, мыслящих людей со свежими идеями. Он пригласил к сотрудничеству Краевского, известных своими революционными высказываниями Плюшара, Чаадаева… Сблизился с кружком Станкевича, группой единомышленников, увлекавшихся, в отличие от кружка Герцена и Огарёва, не столько политическими, сколько философско-эстетическими вопросами. Предлагал свои статьи в другие журналы, стараясь обходить острые углы цензуры. Писал рецензии на петербургские и московские произведения. К тому времени возвратился из-за границы Надеждин с присоединившимся к ним Неверовым. Как-то слишком много одарённых и в то же время разносторонних литераторов собралось в одном месте.
Надеждин, вызывая на спор, говорил:
– У нас нет настоящей литературы.
– У нас, Николай Иванович, целый Парнас, – возражал тому Белинский.
– Назовите хоть одного, перед кем я бы снял шляпу, – провоцировал того на спор критик.
– Ежели вам одного Пушкина мало, назову, пожалуй, ещё поэта Грибоедова, – парировал Виссарион.
– Пушкин – повеса, баловень судьбы, – не унимался Надеждин.
– Думаю, литература русская в живом и непреходящем значении пошла от «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», – не сдавался Виссарион.
Спорили часто. И не спора ради, а ради постижения истины. Не сходились во взглядах, расходились во мнениях, пересматривали само понятие «литература» – которая не свод, не совокупность всего написанного, а лишь то, что отмечено художественной ценностью, зенит художественного совершенства.
Белинский между тем решался на публикацию в «Телескопе» довольно острой статьи Чаадаева «Философское
Надеждина высылают из Москвы на жительство в Усть-Сысольск, на квартире Белинского производят обыск и… Виссарион остаётся без средств и печатной трибуны. Из безвыходного положения его не спасают ни написанные им «Основания русской грамматики», ни преподавание в Межевом институте. Его и без того плохое здоровье подорвано напряжёнными занятиями и невзгодами.
Опять наступают нелёгкие времена.
Краевский предлагает Белинскому заказную статью в свой журнал «Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"», но тон и условия, предложенные Виссариону, кажутся тому унизительными, и он отказывается от сотрудничества. Он во многом не сходится во мнении с Краевским, но уважает его принципиальность. Он злится на себя самого за вздорность и несносный характер, за то, что Бог наказал его задорною охотою высказывать своё мнение о литературных вопросах и явлениях категорично, без оглядки на последствия. Но он не мог быть другим – не мог спекулировать своими убеждениями. Лучше уж сгинуть со свету, нежели говорить не то, что думаешь. Казалось, он был осуждён временем на решительное бездействие. Ведь в Москве, да и в Петербурге, выходило столько бездарных книг, о коих и говорить стыдно, и много толковать не к чему. Ему хотелось приложить все свои старания, чтобы как можно больше времени подумать, справиться, обработать словом, сделать своё дело как можно лучше, добросовестнее, найти точку опоры, чтобы иметь возможность высказываться и делать. А что сделаешь в Москве, когда в ней негде строки поместить, нельзя копейки пером заработать?
Всё чаще он задумывался о Петербурге. Оттуда шёл свежий ветер. И вдруг – как гром среди ясного неба. Он не мог, не хотел в это верить.
Бедный Пушкин! Вот чем кончилось его поприще! Смерть Ленского в «Онегине» была пророчеством… Как хотелось надеяться, что он ранен не смертельно, но «Пчела» уже уверила всех некрологом, написанным Одоевским. Один истинный поэт был на Руси, но и тот не совершил вполне своего призвания. Худо понимали его при жизни, поймут ли теперь?..
«Недоучившийся студент» – называл Белинского Пушкин. Хотя осознавал, что автор «Литературных мечтаний» в статьях о Гоголе и Кольцове – талантлив и по-юношески дерзок. Отношение Белинского к Пушкину тоже было далеко не однозначным. «Литературные мечтания» – своеобразный манифест, провозгласивший наступление века русской классической литературы. Впервые Белинский упомянул о русском реализме. Поэзия – реальная, когда в ней отражается жизнь и действительность. Пушкинские «Сказки» или «Анджело» не приводили молодого критика в восторг. Они казались ему далёкими от жизни.
Смерть Пушкина ввела его в большое уныние…
Тем временем друзья собрали средства, чтобы Виссарион мог поехать на Кавказ поправить своё сильно пошатнувшееся здоровье.
В Пятигорске Белинский впервые встречается с Лермонтовым. Хотя они и учились в университете в одно и то же время, но знакомы не были. Поэт, высланный из Петербурга за стихотворение «На смерть поэта», и критик в период «примирения» с действительностью – не нашли тогда общего языка.
Виссарион замкнулся в себе. Казалось, он уже привык к такому «счастью». Если бы своими дурными обстоятельствами он не портил обстоятельств людей, привязанных к нему, то безо всякого бы огорчения почитал бы себя пасынком судьбы. Честная бедность – не есть несчастье. Может быть, для него она даже была счастьем. Нищета или конец такой жизни – всё равно. Он корил себя, призывал чёрта забрать его с руками и ногами – столько близких ему людей пострадали из-за него, слуги покорного. Необходимость жить за чужой счёт – да лучше продать душу с аукциона тому же Сенковскому, Гречу или Плюшару – всё равно, кто больше даст…