Неизбежная могила
Шрифт:
— Да, — ответила Пенни. — Это на самом деле... я имею в виду, как только ты это увидишь, пути назад к нормальной жизни уже не будет, верно? Типа, вот доказательство.
— Совершенно верно, — сказала Робин. — У меня такие же ощущения.
Пенни безутешно посмотрела на свое отражение, ее зеленые волосы теперь были покрыты густой белой пастой.
— Они все равно уже отросли, — произнесла она с таким видом, словно пыталась убедить себя, что счастлива выполнять то, что делает.
— Так чем ты тут занимаешься? — спросила Робин.
— Эм, много чем, — ответила Пенни. — Готовлю, работаю на огороде. Также я помогала с Джейкобом. И сегодня утром у нас был действительно хороший разговор о «духовной связи».
— Правда? — спросила Робин. —
— Ему определенно становится лучше, — сказала Пенни, очевидно, думая, что Робин все знает о Джейкобе.
— О, отлично, — сказала Робин. — Я слышала, он не слишком здоров.
— То есть, он, понятное дело, нездоров, — начала Пенни. Она говорила тревожно и уклончиво. — Это, типа, сложно, не так ли? Потому что такие люди, как он, не могут понять, что такое ложное «я» и чистые духом, и именно поэтому они не могут исцелить себя.
— Верно, — кивнула Робин, — но ты думаешь, ему становится лучше?
— О да, — ответила Пенни. — Определенно.
— Очень мило со стороны Мазу, что он живет в фермерском доме, — сказала Робин, тонко прощупывая почву.
— Да, — снова отозвалась Пенни, — но он не может жить в общежитии со всеми своими проблемами.
— Нет, конечно, нет, — Робин осторожно продолжала разговор. — Доктор Чжоу кажется таким милым.
— Да, Джейкобу действительно повезло, что за ним наблюдает доктор Чжоу, потому что для него было бы кошмаром жить во внешнем мире, — сказала Пенни. — Там подвергают эвтаназии таких людей, как Джейкоб.
— Ты так думаешь? — спросила Робин.
— Конечно, я уверена в этом, — ответила Пенни, не веря наивности Робин. — Государство не хочет заботиться о них, поэтому с ними просто тихо расправляется Национальная служба здравоохранения — «Нацистская служба здравозахоронения», как называет ее доктор Чжоу, — добавила она, прежде чем с тревогой посмотреть в зеркало на свои волосы и спросить: — Как ты думаешь, сколько времени прошло? Трудно понять точно, без часов или чего-то еще...
— Может быть, пять минут? — спросила Робин. Стремясь извлечь выгоду из упоминания Пенни об отсутствии часов и побудить девушку поделиться всем негативным, что она могла заметить в ВГЦ, она легкомысленно сказала:
— Забавно, что нам приходится смывать краску. Вряд ли естественный цвет волос Мазу такой черный, верно? Ей за сорок, а у нее нет ни одного седого волоска.
Поведение Пенни мгновенно изменилось:
— Критиковать внешность людей — это чисто материалистическое суждение.
— Я не...
— Плоть не имеет значения. Дух — это самое главное.
Ее тон был назидательным, но в глазах был страх.
— Я понимаю, но если не имеет значения, как мы выглядим, зачем нам смывать краску с волос? — резонно заметила Робин.
— Потому что... так было написано на том листе бумаги, лежащем на коробке. Истинное «я» естественно.
Теперь Пенни выглядела встревоженной, она юркнула в душевую кабину и закрыла за собой дверь.
Когда, по ее подсчетам, прошло двадцать минут, Робин сняла спортивный костюм, смыла средство с волос, вытерлась, проверила в зеркале, не осталось ли следов синей краски, затем вернулась в темную спальню в пижаме.
Пенни все это время пряталась в своей душевой кабине.
46
В момент кризиса тщетно стремится своей стойкостью удержать процесс разрушения. Из данной ситуации может выйти лишь благодаря протекции.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
Распорядок дня новичков высшего уровня изменился с приходом Сезона Украденного пророка. Они больше не проводили все утро в подвале
Робин также пришлось пережить второй сеанс Откровения. И снова ей удалось избежать «электрического стула» в центре круга, но Вивьен и пожилому Уолтеру повезло меньше. Вивьен подверглась нападкам за ее привычку менять акцент, чтобы скрыть факт происхождения из богатой семьи, ее осыпали обвинениями в высокомерии, эгоцентризме и лицемерии, пока не довели до рыданий. Уолтера, признавшегося в длительной вражде с бывшим коллегой в его старом университете, ругали за эгомотивность и материалистические суждения. Уолтер, единственный из тех, кто к этому моменту подвергся Терапии первичного ответа, не плакал. Он побледнел, но ритмично, почти с радостью кивал, в то время как окружающие бросали в его адрес оскорбления и обвинения.
— Да, — бормотал он, яростно моргая глазами за стеклами очков, — да… это правда… это все правда… очень плохо… да, действительно… ложное «я»…
Тем временем штаны спортивных костюмов среднего размера, которые Робин выдавали раз в неделю, начали сползать с ее талии из-за того, что она сильно похудела. Если не считать раздражения от необходимости постоянно их подтягивать, это беспокоило ее гораздо меньше, чем осознание того, что она постепенно принимает правила церкви.
Когда она только приехала на ферму Чапмена, она отмечала ненормальную для себя усталость и голод, а лекции в подвале производили эффект клаустрофобии и группового давления. Однако постепенно она перестала замечать свою измотанность и приспособилась обходиться меньшим количеством еды. Она была встревожена тем, что все чаще бессознательно напевает мантру себе под нос, и однажды поймала себя на том, что думает, используя термины церкви. Размышляя над вопросом, почему неизвестного Джейкоба, который явно был слишком болен, чтобы быть полезным церкви, держат на ферме Чапмена, она обнаружила, что рассматривает возможность его отъезда как «возвращение в материалистический мир».
Встревоженная тем, что частично поддается идеологической обработке — она все еще была достаточно объективна, чтобы это распознать, — Робин попробовала новую стратегию для сохранения объективности: попыталась анализировать методы, которые церковь использовала, чтобы заставить принять свое мировоззрение.
Она отметила, как к членам церкви применяются то принуждение, то снисхождение. Новички были настолько благодарны за любое ослабление постоянного давления, связанного с необходимостью слушать, учиться, работать или петь молитвы, что выказывали несоразмерную благодарность за самые незначительные награды. Когда детям постарше в свободное время разрешали побегать без присмотра в лесу на территории фермы, они убегали, по мнению Робин, с ликованием, присущим детям во внешнем мире, которым сказали, что они собираются в Диснейленд. Услышанное от Мазу, Тайо или Бекки доброе слово, пять минут свободного времени, дополнительная порция лапши за ужином — все это вызывало чувство тепла и восторга, которое лишь показывало, насколько обыденными стали принудительное послушание и лишения. Робин осознавала, что она тоже начинает жаждать одобрения церковных старейшин, и что эта жажда коренится в животном стремлении к самозащите. Регулярное разделение групп и постоянная угроза изгнания препятствовали развитию чувства настоящей солидарности между членами. Лекторы внушали всем им, что чистый духом видит всех людей одинаково хорошими и привлекательными. Однако, преданность должна была возноситься к божеству и главам церкви, но не распространяться вовне.