Неизбежное. Сцены из русской жизни 1881 - 1918 гг. с участием известных лиц

Галимов Брячеслав

– Не надо отчаиваться, maman: если мы не можем ничего изменить, будем покорны своей судьбе и в этой покорности найдём утешение. Мы не станем роптать, - возблагодарим судьбу, даже если она зла к нам, - печально и спокойно сказал Наталья, её приёмная дочь.

– Ах, Наташа, не понимаю, что ты говоришь! Откуда ты это взяла, из каких книг?
– возразила Феодора Павловна.
– За что благодарить? Муж умер ещё не старым, а этой весной умерла Ирочка, бедная моя, Царство ей Небесное!
– и вот, сейчас мы должны бежать в чужие края! Нет, мы прокляты Богом, мы проклятая семья!
–

Феодора Павловна заплакала больше прежнего.

Наталья обняла её и стала целовать мокрые от слёз щёки:

– Не надо! Когда-нибудь и мы отдохнём... Помните, как у Чехова: "Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах; мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, - и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка...".

– Наташа, милая, одна ты моя радость, - Феодора Павловна спрятала лицо у неё на груди.
– Светлая душа, доброе сердце...

Наплакавшись, она посмотрела на груду серебряных вещей, приготовленных к укладке в тайник, и сказала:

– Этой ночью мы должны закончить. Есть у нас ещё уксус? Без него серебро потемнеет... Где Серёжа?..

– Он скоро придёт, - ответила Наталья.

– Если бы не он, дай Бог ему здоровья, мы пропали бы, - сказала Феодора Павловна.
– Хороший у тебя муж: хоть тебе повезло в браке.

– Да, повезло...
– горько улыбнулась Наталья.
– А вы разве не были счастливы с Василием Львовичем?
– перевела она разговор на другую тему.

– Счастлива? Когда выходила за него, думала, счастливее меня нет никого. А потом...
– она вздохнула.
– Мужчина, что вольный ветер, - гуляет, где хочет. Мой муж не был скромником; много обид нанёс он мне, но я терпела. Четырёх детей родила я ему, но часто ли видела его ласку?.. И сыновья пошли в него: им нет дела до матери. Где они, когда нужна их помощь?

– Они придут, они обещали.

– Ай, обещали!
– воскликнула Феодора Павловна.
– Обещания лёгки и красивы, как лебединое перо, но дом из них не построишь... А вот и Серёжа, единственный настоящий мужчина в семье!

– Я посмотрел в доме, больше ничего ценного не осталось. Сейчас уложим всё это, и конец! Уксус и газеты я принёс, - деловито сказал он.
– Вы позволите, maman, я положу в тайник кое-какие свои вещи?
– он показал небольшой деревянный ларец.
– Тут мои ордена, бумаги, и всякая мелочь, которая в дороге может затеряться, а выбрасывать жалко.

– Ради Бога, Серёжа, зачем спрашиваешь? Клади, что хочешь, места хватит, - отвечала Феодора Павловна.

– Да, Василий Львович умно всё устроил, - Сергей бросил взгляд на тайник.
– Что же, взялись? Я буду складывать.

– Уксус, уксус не забудь! Без уксуса серебро потемнеет, - напомнила Феодора Павловна.

– Конечно, но полагаю, мы вернёмся домой раньше, чем оно успеет потемнеть, - загадочно сказал Сергей.

– Что такое? Раньше?
– обрадовалась Феодора Павловна.
– Почему так говоришь?

– Смута не может продолжаться долго; всё вернётся на круги своя, - уверенно проговорил Сергей.
– Быдло остаётся быдлом даже с богатством и властью; с богатством и властью оно, пожалуй, ещё более

омерзительно. Может ли быдло управлять государством? Нет! Оно загадит его, превратит в Авгиевы конюшни, так что нужен будет новый Геракл, чтобы их очистить. У нас есть такой Геракл - генерал Корнилов. Да, он потерпел неудачу, потому что его предали те, кому он доверился, - поход на Петроград провалился. Но Корнилов не смирится, его не удержат в тюрьме, - а кроме него у нас есть много других достойных офицеров. Мы уничтожим гидру революции, мы отрубим её головы, а быдло загоним в хлев, где оно должно находиться и где ему самому спокойнее... Год, от силы - два, и Россия освободится от господ-революционеров!

– Дай Бог, дай Бог!
– перекрестилась Феодора Павловна.

– Но это означает гражданскую войну?
– спросила Наталья.

– Она уже идёт, - неужели ты не видишь, ma chеrie? Или твоё всепрощенчество делает тебя слепой?
– зло усмехнулся Сергей.
– В России всепрощенчество - вещь немыслимая, и даже граф Толстой, призывая к нему, сам не очень-то следовал своему учению: "не могу молчать", видишь ли, дерзкие письма государю писал, Столыпина ругал. А Столыпин был прав - сначала виселицы, потом реформы. В крайнем случае, всё вместе, как Пётр Великий делал. Вот такой язык Россия понимает, и только так её можно удержать в узде и направить к чему-то новому и лучшему.

– Можно ли направить к лучшему через виселицы?
– возразила Наталья. Он недобро посмотрел на неё и хотел ещё что-то сказать, но его перебила Феодора Павловна:

– Ах, это ужасно! Ужасно, ужасно, ужасно! Какие все стали озлобленные, жестокие, - клянусь Богом, никогда такого не было! Вчера пошла на базар, - прислуга разбежалась, некому сходить; вы подумайте, женщина из славного рода Орбелиани, вышедшая замуж за мужчину из славного рода Нарышкиных, сама ходит на базар!
– так меня по дороге три раза обругали ни за что, ни про что. А когда подходила к дому, какой-то человек хотел отнять мою сумку, - славу Богу, он был пьян и не мог стоять на ногах: упал, когда я его оттолкнула.

– Вот он, народ-богоносец, воспетый тем же Толстым, да господином Достоевским в придачу!
– зло хохотнул Сергей.
– Нет, за узду его, да в стойло, - иначе он такого натворит, век не расхлебаем... Что, опять не согласна?
– взглянул он на жену.

– Не согласна, - ответила она, выдержав его взгляд

– Ну и ладно, оставайся при своём мнении, - сдерживая себя, глухо проговорил Сергей.
– Что же, заворачивайте вещи, а не то всю ночь провозимся. Керосинку поставьте поближе...

***

– Какие вещи, какая посуда!
– сказал Лев Васильевич, старший сын Феодоры Павловны, мужчина лет сорока, войдя в кладовую. От него сильно пахло коньяком, широкое лицо было красным.
– Шедевры столового искусства, работа лучших ювелиров. Какие имена: Овчинников, Хлебников, братья Грачевы, Кейбель, - поставщики двора его императорского величества!.. А с этим осторожнее, господин поручик, - сам Фаберже делал!

– Вы бы лучше помогли, - недовольно сказал Сергей.