Неизбежность (Дилогия - 2)
Шрифт:
В заключение беседы Верховный опять шевельнул в улыбке усами, сказал шутливо:
– Надеюсь, товарищи маршалы поторопятся с подготовкой операции, дабы мне не ударить лицом в грязь перед Трумэном и Черчиллем... Вы воюйте, а товарищ Сталин займется мирными, трудовыми проблемами страны, он уже наполовину штатскип...
"А я навечно останусь военным", - подумал Малиновский, когда все отулыбались, подумал с неугасающей озабоченностью, с жаждой действовать во весь разворот...
И в последующие несколько суток, что отдаляли его от Москвы и близили
Собравшиеся на перроне читинского вокзала генералы в белых кителях солнцепек, жара, асфальт плавится - томились неизвестностью. Стоявший в центре группы, широко расставив ноги, коренастый генерал-полковник черные усы подчеркивали белоснежность кителя - говорил соседу:
– Ума не приложу, что это за генерал-полковник Морозов?
Чем знаменит?
– Я тоже такого не знаю.
– Узнаешь! Мне из Москвы по телефону передали приказ:
встретить на вокзале. А затем... затем передать ему командование фронтом.
– М-мда...
– И я буду у него, у этого Морозова, заместителем... Сработаемся ли?
– С начальством надлежит срабатываться! Если что, так убирают подчиненного...
– Это ты верно... Ну да ладно, поглядим на генерала Морозова. Спецпоезд вот-вот подойдет.
Подошел спецпоезд. И у генералов в белых кителях глаза округлились от изумления: из вагона выходил в форме генералполковника не кто иной, как Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский! Точно, он! А погоны генерал-полковничьи! И не Малиновский он, а Морозов.
Уже перед легковой машиной, обернувшись к сопровождающим, Малиновский сказал:
– Меня не понизили в звании, и я не отрекся от отцовской фамилии... А если по-серьезному: где возможно, там необходимо всячески соблюдать скрытность прибытия на Дальний Восток и войск, и определенных лиц. В этих целях я пока побуду генералполковником Морозовым, маршал Мерецков генерал-полковником Максимовым, а маршал Василевский - генерал-полковником Васильевым. Так и документы будем подписывать...
– Ясно, товарищ маршал... виноват, товарищ генерал-полковник... проще выразиться: ясно, товарищ командующий!
– сказал бывший командующий войсками фронта, ныне заместитель, и нашел в себе силы на юмор: Генерал-полковник тоже неплохое звание.
– Вполне, - сказал Малиновский; адъютант распахнул дверцу, и Родион Яковлевич опустился на сиденье рядом с шофером.
– Поехали!
– На квартиру?
– спросил сзади заместитель.
– Сначала в штаб.
Машина поднималась по привокзальной улице. Малиновский всматривался в город - обычный областной центр, ничем не напоминавший прифронтовой город, хотя в нем и размещен штаб Забайкальского фронта. До зуда в пальцах захотелось взяться за штабные документы, за карты - это было нетерпеливое желание дела, такое желание бывает у каждого человека, любящего и умеющего вершить труд.
Одним из первых этих дел был визит в Улан-Батор. Душным июльским вечером с читинского аэродрома поднялся самолет, развернулся над городом, набрал высоту. В соседних креслах - маршал Малиновский и генерал Плиев. Малиновский, ворочаясь, вдавливаясь в кресло, говорил:
– До Улан-Батора долетим за час. Увидимся с Цеденбалом...
Какой же он все-таки молодой! Двадцать девять лет всего!
– С Юмжагийном Цеденбалом я не раз встречался, когда служил в Монголии советником, - вставил Плиев.
– Тем лучше! Не мне вам говорить, а все-таки скажу: надо, чтобы монгольские товарищи постоянно чувствовали в нас, советских военных, своих душевных, искренних друзей. От вас как командующего Группой многое будет зависеть. Крепкая дружба.
согласованность, взаимопонимание между нами и монгольскими товарищами на всех, скажем так, этажах, от командующего до бойца, облегчат вашу работу. И сцементируют Конно-механпзированную группу...
– Я понимаю, товарищ командующий, - ответил Плиев.
– Монголы говорят: "С друзьями ты широк, как степь, без друзей узок, как ладонь".
– Хорошо говорят, Исса Александрович!
На улан-баторском аэродроме вышедших пз самолета Малиновского и Плиева встретили маршал Чойбалсан, генералы Цеденбал, Лхагвасурэн, другие военные; в первый момент все они показались Малиновскому на одно лицо, с той лишь разницей, что кто-то постарше, кто-то помоложе. Цеденбал был самый молодой, несомненно.
Потом Малиновского и Плиева подвели к группе монгольских генералов и полковников, стоявших чуть поодаль от высшего руководства. Плиев воскликнул:
– По крайней мере с тремя я уже знаком!
Два генерал-майора и полковник радостно закивали, пожимая Плиеву руку. Тот сказал:
– Они учились в Объединенном военном училище в бытность мою там инструктором. Я их багши, что значит учитель. Полковник Цырендорж был даже моим любимцем, каюсь в давнем грехе!
Все засмеялись, а Лхагвасурэн улыбнулся:
– Ну, что ж, багши Исса Александрович, теперь ваши любимчики командуют дивизиями и бригадами, которые входят в Конно-механизированную группу!
– Я рад, - тихо сказал Плиев.
На машинах онп проехали в центр столицы, ко двору, обсаженному тополями. Слева во дворе был дом европейского типа, справа юрта. Чойбалсан сказал:
– Мы, кочевники, по старой памяти иногда проводим совещания в этой юрте. Но сегодня будем совещаться в русском доме, как мы его называем...
В "русском доме" вокруг застланного сукном стола расселись Малиновский, Плиев - на кителе отливала золотом Звезда Героя Советского Союза, Чойбалсан, Цеденбал, Лхагвасурэн; перед каждым топографическая карта, раскрытый блокнот, карандаши.