Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове
Шрифт:
Ладожский ни одного туземца не упустит, чтобы досконально не выведать: кто? нюансы психики, поведения, обычаи?.. И Фатали тоже: все, что знает, доверчиво выкладывает — чтоб установился наконец-то мир на этой земле!
Ладожский ему: «Мы с вами послевоенное поколение и легче поймем друг друга». Будто сговорились: и Кайтмазов ему как-то о том же: «Мы с вами…» Ну да, а как же, ведь в двойном подчинении: внутреннем (Ладожский) и внешнем (Никитич); но Никитич ни разу не сказал Фатали, что они-де — послевоенное поколение.
— А какую войну вы имеете в виду? — Надо уточнить, чтоб не было кривотолков.
— Какую?
Фатали согласен с Ладожским: бесцельна вся эта мятежность, эти вспышки горстки людей, — ведь сила на стороне царских войск! Но с некоторых пор — и лицо Ладожского недоуменно удлиняется, даже макушка видна, а челюстью, как штыком, проткнешь любое чучело: бесцельна, согласен, но надо показать царю, что с нами нельзя безнаказанно, что это — все же наша земля и мы готовы добровольно соединиться с более сильным, с более опытным.
А Ладожский затеял нечто дерзкое — новые прожекты государю: как иные средства использовать для усмирения. На Фатали посматривает многозначительно.
Исчез, долго его не было. «Господин Ладожский, вам уже не понадобятся уроки татарского?» А Ладожский и татарский хочет изучить, и кумыкский, и ногайский, и… — все тюркские языки сразу. И похож на кавказца, только усы чуть желтоватые, по и такие встретишь на Кавказе. Может, с идеями в столицу ездил? Очень уж совпадали меры, применяемые против непокорных цлемеи, с тем, что предлагал Ладожский — найти посреди тех же народов людей, через которых деньгами и щедрыми подарками действовать, сеять раздор между племенами и вождями и тем ослаблять.
Как карточные фигуры, разложил перед собой наибов Шамиля Головин: Ахверды-Магома (убийство провалилось); Хаджи-Мурат Аварский (упустили); Кибит-Магома Тилитлипский (входили с ним в сношения, падок до богатства, но одних денег оказалось мало — требует большей власти над некоторыми горскими племенами под нашим покровительством); Шахмандар Хаджияв Салатав-ский (в плену, в Метехском замке, фанатик). А кто наши агенты? Нет, не оправдывает Головин надежд государя: «Даю я тебе такие силы, каких Кавказ и во сне не видел; умей меня понять, исполни мою волю в точности: ты должен проникнуть в горы, разгромить Шамиля, все истреблять, что тебе будет противиться; сыпь деньгами; ты должен всюду пронестись грозою, все опрокидывающей».
На грани грез
Удалось-таки Фатали в последнее холостяцкое лето, будучи в Нухе, увидеть шекинца-нухинца Юсуфа-Гаджи.
Фатали вдруг исчез на время, и никому неведомо, где он: то ли задание получил разведать, то ли личное желание увидеть имама, то ли какое секретное дело Гаджи Ахунд-Алескера по части торговли: шариатский заседатель — это само по себе, а тайная торговля — дело другое, надо ведь как-то жить… А вдруг у имама хорошая память? Должен был помнить личного переводчика царского генерала. «К Шамилю? Тебя?! Да он велит тебя тут же казнить! Ну да, отец Ахунд-Алескера, твой прадед, дружен был с учителем Шамиля. Нет, Шамиль об Ахунд-Алескере не слыхал, а вот Бакиханова знает, «что с того», говорил он о Бакиханове, что образован? Но кому служит знаниями? Гяурам! Так что и от Бакиханова тебе ездить никак нельзя, хотя как знать? Мол, Бакиханов книгу о Шамиле пишет, мечтает в Стамбуле издать,
— Кстати, а когда ты успел в Мекке побывать, чтоб стать Гаджи?
— Побывав в Стамбуле, нетрудно и в Мекку.
— А можно ведь и просто взять да прибавить к имени.
— Нет, определенно от тебя гяуровским духом пахнет! А ведь Шамиль учует!
У Юсуфа-Гаджи личная медаль Шамиля да еще курьерская бумага, тоже за подписью Шамиля, — в каждом ауле обязаны дать свежего коня и проводника, а если ночь — ночлег и пищу. У Фатали — удостоверение, подписанное Головиным, а тот с императором на «ты»!
Леса, спуски, подъемы и — новая гряда гор. И никого, будто и горы, и ручьи живут сами по себе, и нет им дела — видит их человек или нет. Рано утром следующего дня взобрались на вершину Гудор-Дага, и на той стороне — аулы, подвластные уже Шамилю.
А пока они ездили, Шамиль, как потом узнал Фатали, занял Кумух, вывел на площадь перед мечетью дюжину приверженцев ханского дома Казикумухского Агалар-хана и велел отрубить им головы. Один был совсем юн, побледнел, когда его вели на плаху, но молча повиновался, и особых усилий не стоило палачу разрубить тонкую шею. И его не пожалел Шамиль. Собрал головы в мешки и отправил Агалар-хану, вздумавшему за его спиной вступать в переговоры с царскими генералами. И еще он мстил за своего наиба Кибит-Магому, который был посажен в темницу за то, что помышлял вступить в какие-то связи с Агалар-ханом; а на Агалар-хана вышел тогда Граббе, после провала с убийством Ахверды-Магомы.
Фатали был потрясен новыми жестокостями, но как скажешь Шамилю, когда ослеплен гневом? Казнив изменников, Шамиль раздал награды отличившимся, потом с пленными распорядился, часть отправил в Дарго, где плавили железо, захваченное в Ичкерийском лесу, и переливали захваченные большие пушки на малые; при виде пушки Шамиль умилялся. «Тысяча воинов!» — называл он пушку, и ему доставляло удовольствие ставить на каждую отлитую пушку свою печать; а часть пленных — в Ведено, на пороховой завод, где работал опытный мастер Джебраил-Гаджи, научился делу в Дамаске; со свинцом туго, лишь обливают им глиняные пули или употребляют пули медные. А тут и Юсуф-Гаджи, с письмом от султана!
— А это мой молочный брат, вместе из Стамбула едем.
— А брат твой мне как будто знаком.
— Ну да, и он тебя тоже знает. У русских служил, а потом бежал к султану.
Но очень верил Шамиль Юсуфу-Гаджи, и потом — это письмо! И вдруг Шамиль к Фатали обращается:
— Вот и будешь мне переводить одну беседу с грузинским князем! Но прежде покажи, на что способен. Какая ступень совершенства тебе доступна?
Фатали учили этому в келье Шах-Аббасской мечети в Гяндже. Сказать «шариат», это первая ступень, доступная всем, или перескочить на «тарикат», доступную лишь избранным?
— Я прошел через шариат и ступил на тарикат!
— Эмблема шариата?
— Тело, земля, ночь, корабль,
— Эмблема тариката?
— Язык, дыхание, звезда, море.
— А какая ступень доступна твоему молочному брату?
— Хакикат.
— Хакикат? — удивился Шамиль.
— Он достоин быть твоим наибом, имам!
— Эмблемы?
— Разум, свет, месяц, раковина.
— А как же я?! — Шамиль спрашивает.
— Вам доступна высшая ступень — маарикат!
— Эмблема?