Неизмерима истина земли
Шрифт:
Да, как будто я перекипел,
Не сияют зори над дорогой.
Незаметно я преодолел
Тот предел, определённый богом.
«Господи!..» – вовек я не молился.
И сейчас нет идола в душе…
Всё живу на первом этаже
И пока с землёю не простился,
А устать – не значит, что не встать…
Хороша бывает передышка.
Вон, смотри, целуется мальчишка
С родниковой нежностью опять.
Нет
Если ты не поражённый скверной,
Мне судьбой даровано пока
Чувствовать, что где-то есть соперник.
Пусть болтают, что давно устал,
Не сияет слава в ореоле.
Пешеход не примет пьедестал,
Жизнелюб – перебедует горе.
Взяв тетрадь, ушёл на сеновал.
И, пока там сочинял рассказы,
Новый день в рассвете засиял,
Безо всякой скверны и проказы.
Что для тебя мои восторги,
Ты их в упор не признаёшь
И говоришь, что только в морге
Писатель истинный хорош.
Не закипаю от обиды,
Ты в нашем времени права.
Я говорю: «Мои планиды,
Пусть прорастёт на вас трава».
В забвенье легче человеку,
Сложней творцу, трудней поэту…
По целине, по белу снегу
Промчусь, как вихрь, и кану в Лету.
И до весны!.. А то до лета…
Нет, лучше до такой поры,
Когда известная примета
Лавиной скатится с горы.
Весь мир затих – там, за холмами,
Во чистом поле, за лесами,
Порвали ветры провода.
Нет электричества, беда!
Померкло торжество экранов,
Друг дружку люди признают
И сетуют, что очень рано
Ко сну сегодня отойдут:
«А раньше, помнится, лучину,
Коль в доме нету керосину,
В прищеп зажмёшь,
Кудель прядёшь…
Носки, перчатки, рукавицы —
Навяжешь, любо погордиться…
А нынче, милая, беда,
Порвали ветры провода!..»
Стоят соседушки, судачат,
Притопывая, снег толкут,
В карманы зябко руки прячут
Да ветры буйные клянут.
Мне заботы не дают
Ни минуты продыха.
Вместо крыльев – стропы пут,
Я живу без воздуха.
Ах, житуха ты моя,
Жизнь моя – без проблеску…
Рассержуся нынче я —
И заботы побоку.
Выйду в поле за межу,
Где хлеба качаются.
Посижу и полежу —
Жизнь ведь не кончается.
Перед взглядом: синь, простор,
Солнышко, как маятник.
Террикон встал на бугор —
Всем шахтёрам памятник.
Мой отец кромсал пласты
Так, что глыбы ахали.
Я с забоями на «ты»,
Я воспитан шахтами.
Мне заботы по плечу…
Возвращаюсь кряжем
И усталости шепчу:
«Мы себя покажем».
3. За что я Родину люблю
Душа моя свободна, как земля,
Которую покинули крестьяне,
Ушедший мир – полоска ковыля
Под ветром закипает на кургане.
Орёл иль коршун?.. Я сощурил взгляд,
В лучах, как в стрелах, кровью обагрился…
Нет, это думы чёрные парят,
С которыми ещё я не простился.
От них спасенье только в забытьи.
Цветите ковыли, бушуйте ветры,
Душа свободна на краю земли,
Свободна, как раскидистые ветлы.
Они хранят просёлки, большаки,
Хранят погосты, древние деревни.
Вершины их в полёте высоки,
И мощно корни держат нашу землю.
Радость долгая – не радость,
Радость вспыхнет, словно луч.
Ах, отпела наша младость
И скатилась с ясных круч!
Ах, отпелась, отплясалась,
Под гармонику и так.
Ты моей руки касалась.
Щёки рдели, словно мак.
Я к тебе, забава-пава,
Я к тебе не шёл – летел.
Месяц тонкий над дубравой,
Острый месяц-самострел…
Но никто меня не тронул,
Нас никто не разлучил.
Золотистую корону
Дождик осени накрыл.
Облетели листья долу,
Месяц нас не сторожит,
Вдоль дубравы в нашу школу
Сын Иванушка спешит.
Опускалась туча к волнам Дона,
Опускалась чёрною вороной.
Помутнел, подёрнулся он рябью,
Камыши звенели, словно сабли.
Отступали наши к переправе,
Ветры пели об отцовской славе.
Грязные не бриты долго лица,
Опалёны брови и ресницы.
Их встречал паромщик бородатый,
Жилистые руки, как лопаты.
Всех усаживал, что мать к обеду,
Перевёз. Благодарили деда:
«Ты прости, отец, за отступленье,
Мы придём ещё в твоё селенье…»
…Стали возвращаться наши к Дону,
И старик пришёл к родному дому.
Опустился к голубому Дону,
Отдал три земных ему поклона.
Раздобыл весло, паром поправил
И опять пошёл на переправу.
Подходили к Дону наши части,
Дед причалил. Слышит: «Батя, здравствуй!»