Неизвестная война императора Николая I
Шрифт:
Спасая «Дротик», Скоробогатов развернул «Флору» правым бортом к адмиральскому пароходу и открыл беглый огонь. Первые ядра легли с недолетом, зато остальные нашли свою цель.
Наши артиллеристы действовали на этот раз особенно хладнокровно, а потому огонь их был исключительно точен. Более половины ядер нашли себе добычу. «Таиф» отпрянул в сторону со сбитой мачтой, изрешеченной трубой и разбитым колесом. Более продолжать бой он был уже не способен. Теперь турецкому адмиралу впору было уже думать не о нападении, а о спасении. И он свой выбор сделал. С «Таифа» пальнула сигнальная пушка, возвращая ушедшие пароходы из погони. Так и не догнав «Дротик», пароходофрегаты разом отвернули в сторону. Подойдя к беспомощно парящему «Таифу», они завели буксир и потащили за собой свой незадачливый флагман. Теперь Мушавер-паше было уже не до рейда на Сухум, впору было думать дотащиться до Сщюпа.
В шканечном журнале «Флоры» навсегда остались важнейшие моменты того достославного дня: «В начале восьмого часа в расстоянии трех миль увидели на ветре шхуну “Дротик”, которая шла под всеми парусами к Бомборскому укреплению. При восхождении солнца был поднят на фрегате кормовой флаг при пушечном боевом выстреле; в сие время турецкие пароходы находились от нас в расстоянии трех миль за кормой, уже построенные в боевой строй; на них тоже подняли кормовые флаги, но без выстрелов.
В 8.15 пароходы разделились и построились как бы в две колонны под ветром; под вице-адмиральским флагом шел на левый борт, другие два — на правый, но вскоре передовой взял направление к шхуне “Дротик”. Через пять минут он опять переменил направление и вступил в кильватер наветренного.
В 8.30 пароходы подошли на пушечный выстрел к шхуне, открыв огонь из носовых орудий. В сие время фрегат поворотил, и открыл батальный огонь левым бортом по оставшемуся за кормой пароходу. Это действие заставило остальных прекратить покушение на шхуну и обратиться к фрегату.
В 9.30, действуя по неприятелю, отражали их нападение. Фрегат получил пробоину под грот-русленем в медь первого пояса из орудия шестидесятифунтового калибра.
В 10 часов турецкие пароходы прекратили бои, сомкнулись вместе. Приостановив действие машины, адмиральский пароход пошел на буксире. В это время фрегат, по прекращении боя, поворотил оверштаг на левый галс, находясь от Пицундского укрепления в одной миле».
Из хроники сражения: «С рассветом, 10 ноября, пароходы подняли турецкие флаги. На фор-брам-стеньге одного из них показался вице-адмиральский флаг. Все пароходы были трехмачтовые, у двух замечено на борту по 16 пушечных портов. В это время, в 4 милях от берега, показалась русская шхуна “Дротик”, с выкинутыми веслами. Два вражьих парохода понеслись к ней на всех парах; один адмиральский продолжал следовать за “Флорою”. Увидя угрожавшую шхуне опасность, Скоробогатов немедленно сообразил, что у него только одно средство спасти товарища: поворотиться бортом к адмиральскому пароходу и открыть по нему усиленный огонь, в надежде принудить остальные два парохода поспешить к нему на помощь. Маневр этот увенчался полным успехом. Погнавшиеся за “Дротиком” пароходы поспешно вернулись к адмиральскому и, стараясь отстоять его, все время держались вместе, что представило Скоробогатову возможность нанести им значительный вред. К 9 часам утра все три парохода отступили, и когда они находились уже вне выстрелов, адмиральский пароход, конечно не иначе как вследствие значительных повреждений, был взят на буксир. У “Флоры” оказалось всего две пробоины. Раненых и убитых не было. Турки вообще стреляли плохо, слишком торопливо, да и метили большею частью в такелаж, имея в виду не только помешать маневрам фрегата, но и вовсе лишить его движения, чтобы легче овладеть им…
Конечно, этим неимоверным успехом “Флора” была обязана хладнокровной распорядительности и мужеству Скоробогатова, храбрости и знанию дела его команды, а также робости и невежеству неприятеля, не умевшего воспользоваться: ни преимуществом пара для одновременной атаки фрегата с разных сторон — чтобы не дать ему одним маневром отделаться от продольных выстрелов всех трех пароходов, — ни огромными бомбическими пушками, коими он мог поражать “Флору”, не имевшую орудий более 24-фунтового калибра, оставаясь сам вне ее выстрелов. Понятно, что победа “Флоры” была чрезвычайно приятна самолюбию Черноморского флота, состоявшего из одних парусных судов, при самом незначительном числе пароходов, и то все колесных!»
Спустившись в каюту, Скоробогатов, не откладывая дела в долгий ящик, тут же набросал рапорт командиру Кавказской береговой линии. В нем он с полным основанием заявил: «Пароходы решительно были не в состоянии выдерживать огонь моей артиллерии и постыдно бежали по направлению к весту, оставив поле сражения парусному фрегату, получившему от них только две подводные пробоины».
Окончив писать, Скоробогатов отложил перо и улыбнулся висевшему на переборке портрету молодой девушки. То была невеста командира «Флоры» киевлянки Екатерины фон Вагнер. Усталый, пропахший порохом и гарью, он устало сидел за стол и, подперев голову руками, неотрывно смотрел на портрет. Что ждет его и его невесту в этой начавшейся войне?
Человеческие судьбы порой настолько непредсказуемы и таинственно связаны между собой, что и выдумывать ничего не надо. Жизнь зачастую куда загадочнее и запутаннее, чем самая вычурная книга. Вскоре после возвращения в Севастополь к Антону Никитичу Скоробогатову приедет его невеста, и они будут помолвлены. На помолвке будет присутствовать и старший офицер «Флоры» лейтенант Володя Шмидт. Затем будет знаменитая оборона Севастополя. Любимец Нахимова Скоробогатов геройски падет от французского ядра на бастионе, а его невеста (по другим сведениям, они уже успели обвенчаться) так и не покинет осажденного города, оставшись там сестрой милосердия. В один из дней к ней в лазарет матросы принесут истерзанного осколками бомбы молодого офицера, то будет младший брат Владимира Шмидта Петр. Именно Катя фон Вагнер выходит умирающего лейтенанта. Спустя несколько лет спустя они женятся и своего первенца назовут Петром. Еще несколько лет спустя не станет Екатерины Вагнер-Шмидт, затем уйдет из жизни и контр-адмирал Петр Шмидт. Что касается их сына, то он окончит Морской корпус и станет впоследствии печально всем известным «красным лейтенантом» Петром Шмидтом. Всю жизнь непутевого племянника будет спасать от неприятностей его дядя, бывший старший офицер «Флоры» адмирал и сенатор Владимир Шмидт. После мятежа на «Очакове», не выдержав позора, дядя умрет, а племянник будет расстрелян на острове Березань. Но пока до всего этого еще очень далеко…
Современник событий контр-адмирал Вукотич не без оснований считал, что именно «Флора» своим блестящим делом спасла Сухум-Кале, куда в тот момент направлялись турецкие пароходы и где, кроме тендера «Скорый», тогда не было никаких наших военных судов.
Как выяснилось позднее, турецкие пароходы хотели атаковать Сухум-Кале. Разумеется, малыш «Скорый», скорее всего, принял бы неравный бой и геройски погиб, но спасти Сухум-Кале от бомбардировки он был не в силах.
По странному стечению обстоятельств как раз в это время вся весьма многочисленная эскадра вице-адмирала Серебрякова сама ушла бомбардировать захваченный турками пост Святого Николая. Об этом походе не знали в Гаграх, не ведал ничего о нем и капитан 2-го ранга Скоробогатов.
К сожалению, операция Серебрякова успеха не имела. Турки успели устроить на посту несколько батарей и встретили эскадру неожиданно сильным огнем. Потеряв после нескольких часов перестрелки нескольких человек, Серебряков счел за лучшее пойти к Трапезунду и попытать счастья там. Но удача вновь отвернулась от него. В пути эскадра попала в сильный шторм и вынуждена была ни с чем вернуться в Сухум-Кале почти одновременно с «Флорой».
Сегодня историки считают, что пароходы, сражавшиеся с «Флорой», не были потоплены исключительно по вине вице-адмирала Серебрякова. По расписанию его крейсеры должны были занимать посты вдоль восточного берега Черного моря. В распоряжении вице-адмирала тогда имелась достаточно сильная эскадра: фрегаты «Мессемврия» и «Сизополь», корветы «Андромаха» и «Пилад», пароходы «Херсонес», «Боец» и «Могучий». Но посты почему-то так и не были заняты. При этом, несмотря на то что «Флора» дралась с турецким отрядом в продолжение двадцати часов, вице-адмирал Серебряков ничего не знал о бое, шедшем в ста милях от него. А ведь при правильной организации дозорной службы его пароходы вполне могли успеть к месту сражения и довершить победу «Флоры». Но начальник восточного отряда в это время без всякой пользы подставлял пароходы и весь свой парусный отряд под выстрелы турок, занимавших пост Святого Николая. Те же историки считают, что причина не слишком удачной стрельбы турок была в том, что они перед самым выходом в море приняли на борт заряды свежего пороха, а ранее учились стрелять, имея порох куда более плохого качества, отсюда, дескать, и частые перелеты. Впрочем, каждый легко может быть критиком спустя полтораста лет…
Как это на первый взгляд ни странно, перед Европою, благодаря турецкой лжи, блистательное для русского флота дело «Флоры» было выставлено в таком виде, будто турецкие пароходы, победоносно выгрузив на кавказском берегу оружие для горцев, встретили всю эскадру Нахимова и со славою отбились от нее! Однако, что бы кто ни говорил, итог боя таков: три турецких пароходо-фрегата постыдно бежали от одного русского парусного фрегата, который за безветрием (у него было всего два узла ходу!) был лишен возможности двигаться с быстротою, необходимою для боя…