Неизвестное об известном

Хайт Григорий

Ну, собственно, так установилась и потекла жизнь Андрея Сахарова. Вполне возможно, что дожил бы так вот Андрюша Сахаров до конца войны, получил бы какое-нибудь повышение, потом хрущёвку-двушку в ульяновской новостройке. И так дотерпел бы до заслуженной пенсии бывший москвич, а ныне – ульяновец Андрей Дмитриевич Сахаров. Так бы и шли мир и один из его представителей, Андрей Сахаров, параллельно, но каждый – своим путём. Но тут происходит одно незначительное событие, которое вытащило Андрея Сахарова из болота на вершину и сделало из сахарова – САХАРОВА.

Папа Андрея Сахарова, обеспокоенный судьбой сына и имеющий желание вытащить его в люди, проводит некую изыскательную работу и узнаёт, что у академика Игоря Тамма есть место в аспирантуре. Тамма он знает лично

и потому отправляется к нему на аудиенцию, где и рекомендует своего сына. Были ли иные кандидатуры у Игоря Тамма, неизвестно, но выбор его всё-таки падает на младшего Сахарова. Как вы понимаете, такая штука как блат работает всегда и везде. А во время тяжелых испытаний – особенно хорошо.

Впрочем, я совершенно не собираюсь утверждать, что Андрей Сахаров этого места не заслуживал. Заслуживал, ещё как. И впоследствии с лихвой доказал это. И вот в декабре 1944 года приходит Андрею Сахарову вызов в Москву в аспирантуру. Наконец можно проститься с Ульяновском, опостылевшим патронным заводом и дорогой тёщей. Наконец можно почувствовать себя мужчиной, главой семьи, а не съёмщиком угла в тёщиной избе.

И вот 12 января 1945 года Андрей Сахаров отправляется в Москву. Беременная на девятом месяце Клава должна приехать к нему в Москву после рождения ребёнка. Далее встречают его родители ночью на вокзале. Утром, по окончании комендантского часа, везут к себе в комнатушку: большая довоенная трёхкомнатная квартира разбомблена немцами. И вот выясняется, что тот самый квартирный вопрос становится для Андрея Сахарова по-настоящему критическим. Жить с женой и новорождённой дочкой у родителей невозможно. Найти комнату, которую бы сдали семье с ребёнком, тоже практически невозможно. На постой пускают какие-то не совсем светлые личности, часто пытающиеся получить деньги вперёд, а потом выгнать постояльцев. Ну тут хоть пригождается кулацкое происхождение девушки Клавы – умение постоять за себя. Впрочем, умение постоять за себя в отношениях со свекровью оказывает совершенно противоположный результат. Отношения Клавы с матерью Сахарова испорчены навсегда. Однажды, по воспоминаниям Сахарова, им сильно повезло. Они сняли маленький домик у полковника ГБ. Как бы по блату, по рекомендациям. Но радоваться неожиданному счастью пришлось недолго. На следующий день в отсутствие Андрея Сахарова явился некий человек в погонах и предложил Клавдии сотрудничать с органами – писать доносы на своего мужа. Не очень интеллигентная девушка Клава послала человека в погонах куда подальше. После чего чете Сахаровых опять пришлось подыскивать очередную комнатку для проживания.

«А к чему всё это описывается?» – задастся вопросом благодарный читатель. Знаем, что тяжело было всем, и Сахаровы не исключение.

Совершенно верно, отвечу я вам. Описываю я всё это потому, что каким-то чудным образом вся эта катавасия с квартирами и гэбистами оказала прямое влияние на судьбу Сахарова и всю будущую атомную программу Советского Союза. Ну а как, узнаете слегка погодя. А пока вернёмся к быту и работе Сахарова в ФИАНе (Физический институт Академии наук) у академика Тамма.

Тридцатые, сороковые, пятидесятые годы прошлого столетия – это расцвет теоретической физики, когда учёные всерьёз хотели добраться до основ мироздания – трёх слонов и той самой черепахи, на которой покоится мир. Появлялись и исчезали теории, методы. Вокруг них кипели страсти, шли научные споры. И это было в те самые послевоенные годы. И Сахаров с головой окунулся в эту оптимистичную атмосферу споров, дискуссий, открытий, в которой можно было хоть ненадолго забыть о тяжестях жизни, о хлебе насущном.

Как обычно пишут учёные-биографы: в 1947 году Андрей Сахаров блестяще защитил кандидатскую диссертацию. По-моему, словосочетание «блестяще защитил» – это абсолютная бессмыслица. И я сейчас поясню почему.

Был у меня один знакомый. Работал он на одном телефонном заводе в некоей биологической лаборатории. Был он весьма деятельным человеком. Приходил к начальству со всяческими предложениями по повышению производительности труда. В частности, внедрил новшество: в сборочном цеху целый день играли тихую приятную музыку, что, как оказалось, благотворно влияло как на настроение работников, так и на качество производимой продукции. Изобретение своё

он оформил в виде диссертации с неким названием типа «Влияние русских народных песен на улучшение качества производства телефонных аппаратов». Ну а дальше начинается блестящая защита, начинающаяся с печатания диссертации на особой меловой бумаге, добываемой по блату. Характеристики от месткома, профкома, печатаемые на особой глянцевой бумаге. Нахождение оппонентов в Москве, коих надо будет отблагодарить. А также следует не забыть членов учёного совета. Ну и венец всему – роскошный банкет в лучшей гостинице города, да с таким столом, да с такими яствами, что кремлёвские бонзы позавидуют. Так вот это вот называется блестящей защитой.

У Сахарова всё было много проще. У него просто была отличная диссертация. А иной в аспирантуре у академика Игоря Тамма и быть не могло. А вот блестящей защиты не получилось. За неделю до защиты диссертации, на экзамене по марксистской философии, Сахаров сказал что-то, чего не следует, или, наоборот, не сказал того, что следует. После чего защиту диссертации перенесли на полгода. Но ничего, не страшно. Диссертацию защитил, был принят на работу в ФИАН в качестве младшего научного сотрудника.

Всё замечательно – диссертация, работа, любящая жена, дети. Говоря словами Мальчиша-Кибальчиша, живи и радуйся. Возможно, так и прожил бы Сахаров всю жизнь, двигаясь вперёд в своей научной карьере от младшего научного сотрудника к старшему. От кандидата к доктору. От работника теоретической лаборатории до заведующего теоретическим отделом. И ушёл бы на пенсию, и выращивал бы цветочки на даче никому не известный заведующий теоротделом А.Д. Сахаров. Но судьба опять распорядилась иначе.

В последних числах июня 1948 года Игорь Тамм с таинственным видом попросил остаться после семинара Сахарова и ещё одного своего ученика. Плотно закрыв двери, Тамм объявил, что Постановлением Совета министров в институте создаётся особая группа. Задача группы – проверка и уточнение расчётов, ведущихся на секретном объекте. Впоследствии Сахаров узнал, что причиной включения младшего научного сотрудника Сахарова, не имеющего никакого отношения к ядерным и термоядерным исследованиям в группу, проверяющую расчёты учёных, создающих термоядерную бомбу, послужил всё тот же набивший всем оскомину квартирный вопрос. Директор института, академик Вавилов сказал Тамму: «У Сахарова очень плохо с жильём. Надо его включить в группу. Тогда мы сможем ему помочь». Сама же группа в ФИАНе был создана по приказу главного атомного начальника Советского Союза Лаврентия Берии.

Вы ничего не слышали о роли Лаврентия Берии в советском атомном проекте? Вам задурила голову талантливая советская пресса словами «Курчатов, Курчатов, Курчатов…». Да, был такой Курчатов, да, сделал он немало. Но роль его в создании атомного оружия оказалась сильно преувеличена в угоду вымарать из истории две другие личности – Лаврентия Берию и Юлия Харитона.

В свое время Капица назвал Берию дирижёром, который дирижирует оркестром, не зная партитуры. Это правда, что в руках у Берии была не дирижёрская палочка, а большая дубина, и руководил он именно ею, не разбираясь в деталях. Такие вещи, как управление советской разведкой, создание огромных подразделений из учёных, работа сотен тысяч зэков на строительстве атомных объектов, были под силу только Берии.

Второй человек, которого я упомянул, это Юлий Харитон. Наш, свой, советский Оппенгеймер (отец американской атомной бомбы). Глава КБ-11 – того самого места, где создавалась первая советская атомная бомба.

Здесь же, в КБ-11, трудился Яков Зельдович – начальник теоретического отдела КБ-11. Несколько слов о Якове Зельдовиче. Родился в Минске в 1914 году. Никогда не получал высшего образования, но был принят в аспирантуру Института химической физики. В 1943 году за работы в теории горения и взрывов был удостоен Сталинской премии, которую ему вручал лично Сталин. С 1948 года работал в КБ-11 над созданием ядерного и термоядерного оружия. Итак, роль Зельдовича понятна. Не очень ясна другая загадка: при чём тут особая группа в ФИАНе и молодой научный сотрудник А.Д. Сахаров?