Неизвестные истории известных людей
Шрифт:
Меня мальчишка всегда дразнили: «Ангелинка-малинка.» Я думала: «Боже, почему у меня такое имя? Почему меня не зовут Таня, Галя, Света? Ангелина – что это за имя? Конечно, меня будут вечно дразнить». В детстве я была драчунья. Однажды я дралась с мальчишками, и чувствовала, что силы на их стороне. Но я упрямо сопротивлялась. И только, когда меня толкнули, и я упала в канаву, встала вся в грязи, тогда я перестала драться и ушла.
Я любила маме делать подарки, когда я в школе получала «пятерки», то я раскладывала на столе дневник, где сверкали эти пятерки. Молча садилась возле дневника и ждала маминой реакции. Мама, конечно, радовалась. А если бабушки дома не было, она иногда уезжала к другой своей дочери, то я начинала драить полы. Я была такая умелица. У нас были деревянные полы. Я их скребла ножом, я
4.
Когда я училась в школе, нас возили в Москву в театры, в консерваторию, на ВДНХ. Мы не жили в отрыве от столицы. Я сама стала ездить в Москву и попала на Новослободскую улицу. Увидела дом комсомольца-школьника. Я вошла и увидела, что идет набор в драматическую студию. Я записалась, но так как я хотела стать еще и стюардессой и даже летала в этом качестве, я решила всерьез изучать английский язык. Я ходила на курсы и довольно прилично знала язык. И я даже подала документы в институт Мориса Тореза. Но однажды, прогуливаясь по Собиновскому переулку мимо ГИТИСа, я решила попробовать свои силы. Студенты поступали и в ГИТИС, и в Щепкинское, и в Щукинское, и во МХАТ, я тоже пошла по кругу. Но, если в других училищах меня с консультации пропускали на 3 тур, то здесь меня поэтапно – с консультации на первый тур, с первого на второй, со второго на третий. И уже к третьему туру я приняла решение, что, поскольку дело идет так сложно, то буду учиться именно в ГИТИСе. Годы, проведенные в институте, я вспоминаю с огромной любовью. Один профессор всегда был недоволен моим тихим голосом. Он говорил: «Вовк, а ты можешь говорить погромче?» Я тихим голосом отвечала: «Могу». «А еще погромче?» Я опять пищала: «Могу». Он говорил: «Ну всё, будешь пищать в микрофон, а в театре тебе, наверное, работать не придется. У тебя такой тихий голос, тебя уже в 3 ряду слышно не будет».
Когда я была уже студенткой первого курса, я поехала к своей подруге в Ленинград. И подруга меня уговорила попробовать свои силы у Товстоногова. Я ему позвонила, добилась встречи, и когда мы с ним встретились и поговорили, он сказал: «Всё, я вас беру». Я испугалась: «Как же мне теперь быть? Меня берет Товстоногов, а я учусь в ГИТИСе, что делать?» Я к нему не пошла. Товстоногов на меня очень обиделся. И прошло много лет, я подошла к Георгию Александровичу. Говорю: «Здравствуйте. Я – Ангелина Вовк». На что он сказал: «Я телевизор не смотрю». И мрачно от меня отвернулся.
5.
Меня в институте часто спрашивали: «Вовк, кто ты по национальности?» Я говорила: «Русская». У меня отец был украинец, а у него были немецкие корни. А мама – из Белоруссии. А бабушка – наполовину полячка. «А почему же ты русская?» Я говорю: «Я живу в Москве, говорю на русском языке». А фамилию своего отца, несмотря на то, что я дважды была замужем, я оставила именно в память о нем. Он разбился, и я хотела быть его продолжением на этой земле. Когда я переехала во Внуково, его друзья встречали меня на улицах поселка, и на их глаза наворачивались слезы, потому что папа был чудесный человек, компанейский, великолепно играл на гитаре, а мама – на балалайке. Они составляли своеобразные музыкальные дуэты, как мне рассказывала мама. Музыка их объединила.
В юности больше всего я любила гулять по Арбату. Еще я любила троллейбус №2. Когда я приезжала из Внуково на Киевский вокзал, то садилась в троллейбус и проезжала по всей Москве. А он уходил очень далеко – аж до ВДНХ. А когда я уже стала студенткой ГИТИСа, Арбат был рядом, и мы в перерыве между лекциями бегали туда гулять. Потому что это была шумная и необыкновенно радостная улица, на которой всегда было много людей. Мы пели песни Окуджавы и гуляли по Арбату. Заходили в маленькие закусочные, их было очень много. Арбат – моя самая любимая улица. Сейчас я там живу.
Детство Ангелины Вовк – это самолеты, это прогулки в лесу, это очень снежные зимы и очень жаркие лета, это школа, это учителя, это тайные поездки в Москву, когда никто не знает, куда ты исчезла с подругами. Или это прогулы в школе, когда мы с подружкой оставляли в кустах портфели, садились на камеру от автомобиля и плыли по озеру, которое находится неподалеку от деревни Изварино. А потом мы приходили домой и с важным видом рассказывали, как интересно прошел день в школе. Мое детство – это самолеты. Самолеты, которые иногда не возвращались. Это – слезы тех женщин, с которыми я росла рядом. Это – боль моей мамы, когда кто-то в очередной раз не возвращался из полета, и мы все вместе шли на кладбище.
Валерий Гаркалин
Валерий Борисович Гаркалин родился 11 апреля 1954 года в Москве.
Окончил музыкальное училище имени Гнесиных, работал в Государственном театре кукол под руководством С.В.Образцова. В 1988 году окончил режиссерский факультет массовых представлений ГИТИСа, был принят в труппу Московского академического театра сатиры. Одновременно Гаркалин играл на сцене театра-студии "Человек". В настоящее время выступает в антрепризных постановках. Актер Московского Театра имени Пушкина. Профессор ГИТИСа. Народный артист России.
1.
Район Москвы, где я прожил первые 4 года, это истоки Яузы. Это были очень красивые места, сейчас они забиты урбанистическим ландшафтом. В 4 года у человека уже существуют проблески сознания. Я помню Яузский мост, виадук, который есть до сих пор. Родители жили в общежитии, грандиозном доме с коридором и клетушечками по бокам. Первые проблески моего сознания были в пространстве этого коридора. Я помню себя там – бегущим, орущим, кричащим. Такой дикий, страшный, бесконечный коридор. Мы переехали потом на квартиру, тоже не отдельную, а с двумя соседями. В доме, который стоял прямо на берегу Яузы. Эта река никуда не ушла из моей жизни. Знаете, как у Окуджавы: «Две вечных дороги – любовь и разлука – проходят сквозь сердце мое». Вот Яуза воплотилась для меня в эти понятия – любовь и разлука. Она прошла сквозь сердце мое.
До 15 лет я жил в красивейших уголках Москвы. Это очень красивый ландшафт с возвышающимся над ним монастырем Андрея Рублева. Когда я делал уроки, окно, возле которого стоял письменный стол, выходило прямо на Андроньевский монастырь. И этот образ навсегда запечатлен в моей памяти. Я вижу его и днем, и ночью.
2.
Я был дитя Курского вокзала. Он был старым, обветшалым. Курский вокзал – это южное направление. Именно с него уезжают на отдых, это мечта: прийти на Курский вокзал и уехать к морю, к теплу. А в моей юности все было сурово, лаконично, строго. Родители влачили жалкое существование, они думали только об одном – как прокормить семью. И этим занималась вся Москва. А Москва был такой город, куда съезжались все иногородние в поисках еды. Так и называлось – «колбасная электричка». Они приезжали в Москву, вычищали все магазины, потому что в столице было сносно с продуктами. Об этом заботились, Москва была более-менее обеспечена, в отличие от других городов. И поэтому, если в 10 часов утра прийти в магазин, то уже нельзя было ничего купить.
Я помню, что лет с 7 я уже мог самостоятельно передвигаться к бабушке в деревню. Она была изумительной женщиной. Я тащил на себе огромные тюки продуктов в деревню, где тоже ничего не было. Там были помидоры, огурцы, колбасы, белый хлеб, сахар, продукты первой необходимости. А когда мы приезжали с отдыха – был поход в Детский мир. Нужно было пройти все этажи грандиозного супермаркета. В центре цокольного этажа стояло грандиозное сооружение с персонажами сказок. Это был мир сказки, куда можно было прийти. Вокруг меня сказки не было. Реальность была суровой.