Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Шрифт:
Оба склонились над большой записной книжкой в толстом кожаном переплете.
— Вот. Номер один, — сказал Кристо.
Комлин жадно схватил листок бумаги и поднес его к свету.
Губы его разжались, брови поползли на лоб.
— Да, — сказал он после минутного молчания, — да…
На желтоватом клочке твердые четкие штрихи сливались в чудесную странную картину: пылающий огонь, несколько человеческих фигур у костра, бесформенная глухая чаща вокруг и темное, неуловимо прозрачное ночное небо с четырьмя узкими светлыми серпами, висящими над вершинами леса…
Странное неземное очарование струил этот диковинный пейзаж. Теплый ветер, полный аромата незнакомых цветов, дыхание тех, что сидели у костра…
— Слышишь? — спросил Комлин, чуть шевеля губами.
— Да. Надо только вглядеться внимательно и… и… я не знаю, как это объяснить…
— Я тоже не знаю. Но это можно слышать…
Они надолго замолчали, вглядываясь в чудесное изображение.
— А номер два? — спросил наконец Комлин.
— Это не оконченный рисунок, — сказал Кристо с заметным сожалением. — Ты не успел его закончить — пришел в себя.
— Вновь обрел здравый рассудок, — невесело ухмыльнулся.
Комлин, рассматривая второй листок. — Не пойму, к чему здесь эта башня в джунглях…
— Ты же не успел закончить, Витя, — повторил Кристо.
— Дда-а… — протянул Комлин. — Опять заросли и какая-то явно металлическая башня. Но это — уже день…
Он повертел рисунок в руках и вернул его товарищу.
— Подумать только — это нарисовал я! Ты же знаешь, как я рисую, Кристо?
Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Ты… помнишь это? — осторожно спросил Кристо.
Комлин мотнул головой.
— Нет. Этого я не помню, но…
— Н о.
— Именно, но! — Комлин устроился поудобнее, закинул руки за голову. — Это больше всего похоже на очень яркий сон. Иногда бывает так: идешь по малознакомой улице и вдруг чувствуешь, что все это где-то видел — серые дома, пустой тротуар, лужу посреди мостовой… И потом вспоминаешь — во сне! Или — просыпаешься утром… Уже не спишь, но еще не проснулся совсем и… и… И, понимаешь, рядом — знакомые стены и остатки твоего сна — какие-нибудь люди, или улица, или какой-нибудь забор с объявлениями… Это очень трудно объяснить…
— Да-да! Я тебя почти понимаю…
— В жизни это не играет никакой роли, поэтому у нас нет даже слов, чтобы верно описать такое ощущение. А то, что я испытываю, очень похоже на такое вот состояние.
Кристо тихонько потянулся к диктографу и включил его.
— Вот сейчас, например, я почти здоров. Мои прежние ощущения кажутся сном, и, как всякий сон, они расплывчаты и не поддаются словесному описанию… А бывает, я помню, наоборот: эта палата кажется сном, а я — совсем другой человек — удивляюсь этому странному сну…
(Далее текст отсутствует.]
Черновики этого рассказа обнаружены на оборотах черновиков „Обитаемого острова“ и „Гадких лебедей“. Один из ранних вариантов еще называется „Восьмой за полгода“, но сюжет уже ближе к окончательному. Собственно, это черновик данного рассказа. Начало в черновике было более длинным и подробным:
Инспектор наконец перестал копаться в бумагах и сказал:
— Н-ну, хорошо. С кого же, собственно, мы начнем?.
— Как вам будет угодно, — сказал Директор Института.
— А вы, товарищ Леман, не злитесь, пожалуйста.
— А я, товарищ Рыбников, не злюсь.
— Ну и отлично, — сказал Инспектор. — Тогда начнем с этого вихрастого мэнээса. Симаков, кажется?
— Как вам будет угодно, — сказал Директор необычайно вежливо. Он передвинул рычажок видеофона и спросил, не глядя на голубоватый экран: — Младший научный сотрудник Симаков вызван?
— Вызван, Иосиф Петрович, — ответил женский голос.
— Пусть войдет.
Инспектор Рыбников сел поудобнее и уставился на большую, обитую стеганой кожей дверь. Дверь дрогнула, приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулся младший научный сотрудник Симаков. Он прочистил горло и, несколько склонившись вперед, осведомился:
— Разрешите?
— А вы, пожалуйста, садитесь, товарищ Симаков, — сказал Инспектор, приветливо кивая. — Вот сюда, пожалуйста. И не стесняйтесь.
— Благодарю вас, — прошептал Симаков.
Он оторвался от дверной ручки, деревянным шагом подошел к директорскому столу и ухватился за толстую спинку черного тяжелого кресла. Кресло было напротив Инспектора. Симаков снова кашлянул и опустился на сиденье, забыв поддернуть узкие серые брюки. Затем он пригладил вихор на макушке, кашлянул еще раз и дрыгнул коленкой, словно собираясь перебросить ногу на ногу, но не решаясь это сделать.
— Мы с вами уже виделись сегодня, — сказал Инспектор, — А теперь я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вот вы показывали нам лабораторию. Начальник ее — товарищ Комлин, а вы, кажется, его заместитель и теперь — исполняющий обязанности?
— Да, — сказал Симаков и поглядел на Директора.
Инспектор тоже поглядел на Директора. Директор внимательно изучал пустую, залитую асфальтом и солнцем площадь под окном.
— А не могли бы вы, товарищ Симаков, — спросил Инспектор, — рассказать мне, чем занималась ваша лаборатория последние, скажем, полгода?
— Да, разумеется… — Симаков запнулся и снова поглядел на Директора. — Э-э… Лаборатория выполняла заказ… Э-э… Заказ одного из…
— Виталий Константинович, — проговорил Директор, по-прежнему глядя в окно. — Товарищ Рыбников — инспектор Управления охраны труда при Совете Министров. Он в курсе.
— Да-да, разумеется, — заторопился Симаков. — Лаборатория выполняла заказ Управления межпланетных сообщений.
В сентябре прошлого года нам была предложена исследовательская тема относительно воздействия космического излучения и вообще частиц высоких энергий на психическую деятельность человека. Следовало выяснить несколько вопросов. Какие изменения вызывает такое облучение в сером веществе.