Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Гай сникает. Он стряхивает с плеча руку Жака и встает.
— Не знаю я вашего Оборотня, — хрипло говорит он. — И знать не хочу. И ничего такого я ему не говорил… И ты сам знаешь это! Думаешь, я не догадался, что ты умеешь мысли читать? — кричит он Володе, поворачивается и уходит от костра.
Володя смотрит на Жака и выразительно стучит себя пальцем по лбу. Жак смущенно разводит руками.
Ночь. Гай и Володя лежат в палатке. Володя как будто спит — лежит на боку, подтянув одну ногу коленом до груди, дышит ровно и глубоко, как великолепно отлаженная, могучая машина. Гай не
Вдруг Володя произносит свежим голосом:
— Сорок восемь! Гай вздрагивает.
— Что?
— Шестью восемь — сорок восемь, а не тридцать восемь… — Володя переворачивается на спину. — И вообще не трудись, думай, о чем тебе хочется. У нас не принято читать чужие мыс ли против желания…
— Ни о чем таком особенном я не думаю… — бормочет Гай
Лужайка в лесу. Солнечный день. Сладостной грустью льется мелодия вальса «Осенние листья».
Робот Драмба связывает Гая по рукам и ногам тонким шнуром. Гай лежит в траве.
— Готово? — спрашивает он.
— Так точно, господин капрал, — ответствует робот. Гай начинает извиваться, стараясь освободиться от пут. Высвобождает руку.
— Что же ты, дреколье стоеросовое? — рычит он. — Как связал? Разве так связывают? А ну, сделай как следует!
Драмба снова склоняется над ним, возится с узлами на шнуре
— Больно! — кричит Гай. — Скотина слепая! Осторожно!
Виноват, господин капрал… Драмба снова выпрямляется. Гай дергается в путах, затем удовлетворенно произносит:
Вот теперь хорошо. Хвалю.
— Рад служить, господин капрал! Развязывай.
Драмба освобождает Гая. Гай встает и, поглаживая натертые шнуром руки, некоторое время расхаживает по лужайке. Потом останавливается перед роботом.
— Скажи мне, рядовой Драмба, — произносит он значительным голосом, — ты чертить умеешь?
Лагерь гулливеровцев. Гай, небрежно посвистывая, подходит к мастерской, заглядывает в дверь. Володя сидит под яркой лампой перед чертежной доской и работает линейкой и рейсфедером. Рядом на крышке громадного футляра сложены стопкой готовые чертежи, лежит раскрытая готовальня.
Гай подходит, некоторое время смотрит, как Володя работает.
— Что, дружище? — произносит Володя, не оборачиваясь. — Тебе что-то потребовалось?
— Угу. Потребовалось.
— Выкладывай. Все, что в моих силах.
— Володь. Можно мне вот такую же бумагу и эти… чем чертишь?
— Конечно, можно. Хочешь научиться?
— Да нет. Я умею. Я хочу кое-что начертить, а ты мне потом сработаешь. На форматоре. А?
— С удовольствием.
Володя поднимается, идет к стеллажам и извлекает готовальню и стопу листов из гибкого прозрачного материала.
— Хватит тебе?
— Хватит… — Гай жадно хватает готовальню и стопу. — Спасибо…
Он поворачивается и быстро идет к двери.
— Постой, — говорит Володя. — Ты куда? Где ты собираешься чертить?
— Там… — неопределенно произносит Гай и кивает на раскрытую дверь.
— Там же неудобно…
— Ничего. Зато будет этот… сюрприз.
— Ага, — понимающе говорит Володя. — Это интересно. Тогда возьми хотя
Он снова идет к стеллажам и снимает с полки небольшую чертежную доску,
В этот момент с поляны доносится густой медный звон.
Володя и Гай выходят из мастерской. Вскакивает со своего места от стола-информатора Галка. Выглядывает из своей палатки Жак.
На металлическом диске посередине поляны возникают трое: знакомая нам дородная старуха в глухом платье, на этот раз белом; огромный огненно-рыжий Эрик в своих поношенных джинсах и пестрой рубашке навыпуск, но теперь правую щеку его прорезает глубокий красный шрам; и Корней в белых брюках и голубой прогрессорской куртке, только над левым нагрудным карманом не надпись, а эмблема: стилизованное изображение земного шара с синими океанами и зелеными материками в узкой радужной кайме атмосферы на фоне эллипса галактической спирали.
Корней учтиво подает старухе руку и сводит ее в траву. Эрик следует за ними. Гулливеровцы с немного натянутыми улыбками идут навстречу старшим. Гай остается у дверей мастерской.
— Ну-ну-ну, — поизносит басом старуха. — «Гулливер — двести одиннадцать». Кто координатор?
Галка делает легкий книксен. [39]
— Я, — тоненьким голоском произносит она. — Галина Комова.
— Девочка, — с сомнением говорит старуха и поджимает губы. — Впрочем, отчего же? Вы можете мне не поверить, дети, но я тоже когда-то была девочкой… Слушаю тебя, координатор.
39
Старая мымра (наверное, великий прогрессор и член четырех-пяти Советов, очень уж нагло себя ведет) вместо «здрасьте» говорит «ну-ну-ну», а ей, значит, книксен. Чувствуется Высокая Теория Воспитания, воплощенная в практику. Тоже высокую. — В.Д.
В группе трое… вернее, четверо. Ксенобиолог Жак, механик Володя и тобианин Гай.
Тобианин… — Старуха снова поджимает губы. — Это что — его специальность?
Галка краснеет, беспомощно глядит на Эрика, на Корнея и он опускает глаза. Корней и Эрик стоят справа и слева чуть позади старухи с каменными лицами.
— Объяснись же, координатор, — басит старуха.
Галка с отчаянной храбростью поднимает на нее глаза.
— Тобианин Гай, раненый солдат, переброшенный на Землю при чрезвычайных обстоятельствах, проходит в группе «Гулливер — двести одиннадцать» человеческую практику.
На несколько секунд воцаряется молчание. Затем старуха благосклонно кивает.
— Неплохо, координатор, неплохо. Несколько двусмысленно… однако по основной сути правильно. Человеческая практика… хм.
Она ерошит кудри на голове просиявшей Галки и манит Гая пальцем.
— Подойди сюда, тобианин Гай.
Гай неохотно приближается и останавливается перед нею, глядя на нее исподлобья.
— Ну-ка, Гай, — басит старуха и показывает на Эрика. — На кого похож этот человек?
В лице Эрика что-то мгновенно меняется, и сам он слегка ссутуливается, руки обвисают, как плети. Гай с изумлением глядит на него.