Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Гай медленно поднимается с застывшим лицом.
— Да… — бормочет он. — Да, я припоминаю… И до этого я никогда не приходил, так?
— Никогда, — отвечает Оборотень скрипучим голосом.
Гай со стопкой чертежей под мышкой входит в мастерскую. Володя под яркой лампой работает — собирает какую-то миниатюрную схему, время от времени «прозванивая» ее тонким игловидным инструментом с крошечной, в булавочную головку, лампочкой на конце. В распахнутые двери врывается обильное солнце, снаружи доносится рассеянное, но очень мелодичное пение
Володя отрывается от работы и внимательно глядит на Гая.
— Не помешал? — с нарочитой небрежностью, глядя в сторону, произносит Гай.
— Ничуть. Что, готовы чертежи?
— Не все. Ты мне поможешь?
— Давай посмотрим.
Гай подходит к нему, вручает чертежи. Володя разглядывает их, качает головой.
— Молодец, — говорит он. — Отчетливая работа.
— Чего там… — По-прежнему не глядя на него, Гай пожимает плечами. — Когда подопрет, так и рыбка запоет…
— Поющая рыбка — для нас не ошибка, — рассеянно откликается Володя. — Это что же у тебя такое? — спрашивает он, с любопытством рассматривая чертежи короткой толстостенной трубки.
Лицо Гая заливается краской.
— Сюрприз, говорят тебе! — сердито ворчит он. — Потом узнаешь… Ты мне поможешь или нет?
— Еще бы…
Володя складывает чертежи, подходит к форматору и принимается за работу. Чертеж за чертежом исчезает в щели приемного окна, жужжит наборный пульт, щелкает рычажок, под слабое гудение на несколько секунд меркнет свет, и Гай извлекает и рассовывает по карманам своей маскировочной куртки и деталь за деталью — всего пять штук.
— Все? — спрашивает Володя.
— Пока достаточно, — отвечает Гай. — Спасибо, одолжил ты меня…
Володя хлопает его по плечу и возвращается к своей работе.
Ночь. Володя и Гай не спят в своей палатке. Гай сидит на своей постели, понурившись. Володя лежит, заложив руки за голову, и смотрит в нейлоновый потолок, сквозь который просвечивает луна.
— …Это и у нас было когда-то, — негромко говорит Володя — Здесь нужно понять, что все эти герцоги, императоры, императоры были очень скверные люди, мелочные, жестокие, просто-напросто хулиганы. От подданных они требовали и кровопролитием добивались беспрекословного повиновения. От соседей — тоже. Ну, тут уж кто кого… Вот как твой герцог Алайский и император…
— Герцог не такой, — хрипло шепчет Гай.
— Все они одним миром мазаны. Гай, дружище, пойми, мне очень неприятно говорить тебе это, ты оскорбляешься, обижаешься, но ведь это так! Вся туша твоего герцога, набитая алкоголем и нечистыми вожделениями, не стоит ногтя с твоего мизинца…
Гай молчит. Володя садится на постели, смотрит на него.
— Старая истина, — говорит он со вздохом. — Лучше раз показать, чем сто раз рассказать… Устал я немного сегодня, и Корней непременно свернет мне шею, но ничего не поделаешь… Ладно, я тебе покажу его высочество герцога Алайского, каким видел его сам. Смотри сюда! — Володя кладет палец себе на переносицу и впивается взглядом
Глаза Гая расширяются, он судорожно вздыхает, он не в силах оторваться от глаз Володи.
Возникает и нарастает пронзительный звенящий звук. Полутьма палатки заполняется розовым туманом, и сквозь этот туман начинают просвечивать движущиеся образы.
Герцог Алайский, толстый, плешивый, в окружении свиты стоит перед грудой трупов, хохочет, похлопывает по плечу рослого мужчину в маскировочном комбинезоне и плоском, как тарелка, шлеме…
Герцог Алайский пирует в тесном кругу блюдолизов и полураздетых дам, он вдребезги пьян и, пытаясь подняться, валится под стол; его извлекают и ставят на ноги, а он шатается и вдруг пьяным размахом сбивает со стола посуду…
Герцог Алайский в пыточной камере смотрит, как истязают полуголого человека, вздернутого на дыбу, и вдруг, подскочив, расталкивает палачей и принимается избивать жертву тростью; толстое лицо его искажено, из разинутой пасти летят брызги…
— Хватит! — гремит чей-то голос.
Звон обрывается, видение исчезает. Снова в сумраке палатки сидят друг против друга Гай и Володя.
— Хватит… — слабым голосом произносит Гай и боком валится на постель. Володя проводит ладонями себя по лицу.
— Герцог… — бормочет Гай. — Его высочество… Да что мне в нем теперь? Его, может, уже и в живых нет, если он бежал… Народ у нас сердитый… — Он вдруг снова садится. — Разве в герцоге дело? — кричит он исступленно. — Мне сейчас дома быть надо, дома! Там перемены, там все решается, а я здесь! Нет, не понять вам этого, никогда не понять… в вашем раю…
Речной пляж под обрывом. Жаркий полдень. На песке рядышком сидят Жак и Гай. Жак, весело насвистывая затейливый мотивчик, бросает в реку камешки, ловко делая «блинчики». Гай пригорюнился, обняв руками колени и положив на колени подбородок.
— Сыграем в четырехмерные шашки, — предлагает Жак. Гай отрицательно качает головой.
— Ну, в трехмерные…
Гай отрицательно качает головой.
— Тогда поборемся?
— Неохота, — со вздохом произносит Гай.
— Жалко, — огорчается Жак. — А то бы я тебя в два счета положил…
Гай не реагирует.
— Слушай, — укоризненно-жалобно говорит Жак. — Перестань. Нос выше. Ну?
Гай бледно улыбается.
— Пойдем, я тебя хоть плавать поучу…
— Иди сам, Жак, иди с богом…
Жак крякает, поднимается, шумно входит в воду и ныряет. Гай рассеянно глядит на реку.
Солнце бьет из бездонной сини, на волнах ослепительно переливаются «зайчики».
Метрах в двадцати от берега реки из воды высовываются ноги Жака.
Гай рассеянно смотрит, вздыхает и отворачивается. Снова смотрит.
Голые ноги не то судорожно, не то азартно подергиваются. Гай присматривается внимательнее, брови его поднимаются. Дергаются торчащие из воды ноги, белые пятки сверкают на солнце.