Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Пухов Иван Сергеевич, — ответил Борис, с надеждой вглядываясь в лицо Алены, — Может быть, слышали?
— Иван Сергеевич, — повторила Алена. — Как Тургенева… — На лице ее сохранилось безмятежное выражение. — Нет, не припомню.
Борис и Антон обменялись многозначительными взглядами. На второй тройке тоже затеялся разговор.
— Где же все-таки вы с Аленой Игоревной встречаться изволили? — светским тоном осведомился Камноедов, тщетно пытаясь развернуть свое погруженное в тулуп
Иван открыл было рот, но вздрогнул от удара справа.
— В школе, говори, в школе! — прошипел Ковров, не разжимая губ.
— В школе, — покорно повторил Иван.
— В обыкновенной, средней? — продолжал допытываться Камноедов.
— Да, в средней.
Камноедов недоверчиво покосился на Ивана.
— Алена Игоревна специальную школу заканчивала. Для особо одаренных детей. Вы ведь не были особо одаренным?
— Не был…
— Значит, не она…
— Не она, — кивнул Иван. — Это точно не она…
— А где же ваши инструменты? — полюбопытствовала Алена, удивляясь полному отсутствию багажа у приезжих.
— А везде, — подмигнув Антону, бодро ответил Борис.
— Колокольцы под дугой видите? — принимая игру, спросил Антон.
— Вижу. И что же? — осведомилась Алена.
— А то, что сейчас музыка будет! — пообещал Антон, перебираясь на облучок и вынимая кнут из рук Брыля.
Он тронул кнутовищем колокольчики, они откликнулись чистым звоном. Лошади, мотнув головами, побежали быстрее.
— Э-гей! — крикнул Борис — Подтягивай!
— Э-гей! — отозвалось в лесной морозной тишине.
Подхватив с дороги палку, Борис провел ею по ряду проносившихся мимо берез. Белые стволы откликнулись задорным глиссандо.
— Э-гей! — сзади, оттуда, где шла вторая тройка, послышался раскатистый бас Павла.
Антон, выхватив из кармана расческу, заиграл на ней, весело поглядывая на Алену. Борис, уловив недоверчивый взгляд Алены, склонился к Нине, шепнул:
— Давай выручай, лауреатка!
В лесной тишине возникла, организовалась и разнеслась окрест веселая песня, которую повела первым голосом Нина, а вторили ей Антон, Борис и Павел. Пелось в песенке о холодном снеге, о горячем сердце, о живых ключах подо льдом, которых не заморозить самой лютой стуже. В общем, о чем-то таком, зимне-веселом, лихом и радостном.
Быстро помчались лошади. Заулыбались, щуря глаза от ветра, люди. Одна за другой понеслись тройки неширокой просекой среди заваленного снегом леса. Вырвались на опушку, на покрытый снегом простор. И тут перед ними, словно сам собой, из туманной морозной мглы возник обозначенный каменными приворотными столбами белый от инея Китежград.
С шиком развернувшись, тройки затормозили у странного сооружения. Это была старинная, из неохватных бревен, резная изба с вывеской, на которой значилось: «Музейный склад НУИНУ». Сбоку виднелся огромный инвентарный номер. Дверь избы распахнулась, на крыльцо вышел Сатанеев и широким жестом пригласил:
— Прошу!
После чего бросился помогать Алене выбраться из саней. Иван непроизвольно потянулся к Алене и хотел было опередить Сатанеева, но его задержал Ковров.
— Аполлон Митрофанович, — забубнил Камноедов, провожая Сатанеева с Аленой. — А может, в гостиницу их все-таки, а?
— В гостинице бронь. Для комиссии, — отрезал Сатанеев.
— Да как же я их в музей оформлять буду? — продолжал Камноедов.
— Оформляйте как экспонаты.
— Живых?!
— Условно, условно…
— А потом списывать как?
— По акту, как пришедших в негодность.
Антон, Борис и Павел весело переглянулись.
Топая ногами и спотыкаясь о высокий порог, все вваливаются в большую комнату. Стену слева занимает огромная русская печь с многоместной лежанкой. На лежанке в солдатском порядке разложены постельные принадлежности. У противоположной стены — стол, покрытый груботканной скатертью. Под потолком сверкает многосвечовая лампа с абажуром… Повсюду в ярком свете переливаются инвентарные номера.
— Вот-с! — с видимой гордостью произносит Сатанеев. — Здесь и располагайтесь. Простота и, как видите, чистота. Скатерть у нас — самобранка, для служебного пользования. Меню скромное, но питательное.
Метнув взгляд в сторону безмятежно улыбающейся Алены, он понижает голос:
— Ванна и прочие… удобства за углом, в гостинице. Завтра вам оформят пропуска.
— В удобства? — тихо съехидничал Антон.
Сатанеев серьезно посмотрел на него, ехидства не понял, кивнул:
— До 23.00, конечно, как положено.
Пока он говорил, Иван не спускает глаз с Алены и все время порывается приблизиться к ней. Алена тоже искоса поглядывает на Ивана. Сатанеев, заметив эти взгляды, начинает нервничать и старается встать так, чтобы загородить Алену от Ивана. Иван, в свою очередь, почти бессознательно маневрирует, переходя с места на место. Ковров и Брыль с двух сторон, приперли Ивана и теснят его в угол.
— Стой на месте! — шепчет Брыль.
— Не хочу! — отвечает Иван тоже шепотом.
— Себя погубишь! — цедит сквозь зубы Ковров.
— Ну и пусть! — рвется вперед Иван.
— Ее погубишь! — предупреждает Брыль.
— Стою… — шепчет Иван, обмякая.
Вздох облегчения вырывается одновременно из груди Коврова и Брыля.
— Сейчас мы вас оставляем, — объявляет Сатанеев. — Располагайтесь, отдыхайте. А потом милости просим на ученый… Простите, на этот раз художественный совет.
Взяв Алену под руку, он идет к двери. Иван провожает Алену глазами. Ковров и Брыль с нетерпением ждут, когда за Сатанеевым закроется дверь. Словно почувствовав это, он оборачивается и, окинув подчиненных строгим взглядом, напоминает: