Неизвестный Кожедуб
Шрифт:
— Выпьем, товарищи, за наших именинников! Пожелаем им дальнейших успехов в борьбе с немецкими захватчиками!
Семенов тихонько толкает меня:
— Помнишь, каким ты был желторотым под Белгородом? Помнишь, как я тебя отчитал за первого сбитого? — И добавляет: — Смотри, как ликуют ребята из твоей эскадрильи, словно сами получили Звезду Героя. Давай-ка по-традиционному обмоем звездочку!
И мы чокаемся с моим старым комэском.
17 февраля была ликвидирована корсунь-шев-ченковская
Наши наземные войска победоносно продвигаются вперед. Ничто не может остановить их — ни дожди, ни половодье, ни весенняя распутица.
А мы по-прежнему сидим на месте.
Там же мы встретили двадцать шестую годовщину Советской Армии в то время, когда наземные войска уже подходили к западным границам Родины.
Наконец нам удалось укатать проезжую дорогу возле аэродрома и в первых числах марта перелететь поближе к Шполе.
Войска фронта ушли уже очень далеко. Они стремительно продвигались к Днестру. Плохая погода по-прежнему держала нас на земле — над аэродромом низко шли весенние облака.
Мы с восхищением следили за продвижением наземных войск. Завидовали бомбардировщикам, радиус полета у которых был больше. В наших одноместных, сравнительно небольших истребителях запас бензина был ограничен. Мы могли принести эффективную пользу, лишь находясь вблизи наземных войск, максимально используя горючее на ведение воздушного боя.
Враг, отступая, старался уничтожить аэродромы, и грязь мешала советским инженерным войскам быстро привести в порядок летные поля. Поэтому наша часть почти лишилась промежуточных аэродромов.
Мы вынуждены были делать огромные прыжки, чтобы догнать наземные войска.
В эти дни я много раздумывал над тактикой воздушного боя на низкой высоте. Наблюдая за облаками, низко стелившимися над землей, вспоминал бои, проведенные мною на небольших высотах, и старался еще и еще раз проанализировать тактику действий истребителей на бреющем полете. Накопленный мною опыт позволял утверждать, что при известных условиях бреющий полет может занять видное место в арсенале тактических приемов советских истребителей.
14 марта 1944 года я сидел в землянке, обдумывая схему боя группы истребителей с бомбардировщиками на низкой высоте, когда вошел посыльный. Меня срочно вызвали на КП. Получаю приказ сейчас же вылететь на боевое задание со своей шестеркой на прикрытие переправ через Южный Буг.
Прилетели в район, отведенный нам для патрулирования на переднем крае. Летаем минут пять на бреющем, прижимаясь к макушкам деревьев. Противника нет.
И вдруг показывается девятка немецких бомбардировщиков «Ю-87». Немцы летят спокойно, нагло, без сопровождения истребителей. Очевидно, они уверены, что наша истребительная авиация в такую погоду и на таком расстоянии здесь не покажется.
Предстоит трудный бой. Противник идет под кромкой облаков. Налет врага должен быть сорван.
Командую по радио своим летчикам: «Атакуем!» — и бросаюсь в атаку. Немцы пытаются построиться в оборонительный круг, но не успевают: мы врезаемся в их строй.
Прямо против меня, на встречном курсе, — «Ю-87». Я отвалил, быстро зашел в хвост вражеской машине и открыл огонь. Немец взвился к облакам. Я — за ним. Он не успел дойти до облаков, перевернулся и, охваченный пламенем, рухнул у опушки леса.
По моему самолету открыл огонь еще один «Ю-87». Я энергично развернулся, подлетел к нему под «брюхо» и дал очередь. «Юнкере» пошел на снижение.
Кричу Паше: «Добей его!» — но Паша уже пристроился к другому «Ю-87». Подбитый мною самолет сбил Никитин.
Передаю команду:
— Собраться кулачком!
Атакуя немцев, мы залетели на бреющем в их расположение. Вражеские зенитки не успели открыть огонь: в воздухе все смешалось.
Мы атакуем, затем сразу снижаемся, прижимаясь к самой земле, снова взмываем и опять наносим удар.
«Юнкерсы» стали удирать — кто в облака, кто на бреющем. Но в это время появилась свежая девятка «Ю-87». Использую тот же маневр: опять собираю своих летчиков в «кулак». Мы с бреющего врезаемся в группу «юнкерсов», навязываем им бой, нарушаем их боевой порядок. Резко бросаю свой самолет вниз и «вырываю» его у самой земли. Рядом со мной мой побратим — Вася Мухин. Мы идем с ним в атаку. Нельзя терять ни секунды, надо бить врага тому из нас, кому «сподручнее». Оцениваю обстановку: сейчас всего удобнее нанести удар по немецкому самолету моему ведомому, если, конечно, я не оставлю его без прикрытия. И я кричу Василию:
— Бей, прикрою!
Мухин сбивает вражеский самолет.
Немцы бросают бомбы на свою территорию и уходят, потеряв четыре самолета.
Мы возвращаемся домой усталые, но довольные результатами боя.
Этот бой на бреющем над территорией врага был очень сложным, тем более что он проходил в крайне неблагоприятных условиях: большой радиус полета — несколько десятков километров от аэродрома — и низкая облачность.
В районе Шполы наша часть пробыла несколько дней. Распутица в разгаре. И только 22 марта мы наконец получаем приказ перебазироваться в район северо-западнее Умани.
Когда мы перелетали, я увидел с самолета в районе юго-западнее Звенигородка — Шпола много немецких автомашин. Даже подумал: не заблудились ли мы, не летим ли над территорией, занятой врагом? Проверил курс — нет, летим правильно. Внизу — вражеские автомашины, брошенные немцами при отступлении.
Когда мы приземлились, я вдруг почувствовал, что у меня отчаянно стреляет в ухе. Стало досадно — выйду из строя, а медицинской помощи надо ждать несколько дней, так как обслуживающие нас части отстали из-за распутицы, да и болеть я не привык.