Неизвестный Мао
Шрифт:
Роль Китая в борьбе с США неизмеримо усилила его позиции, и Чжоу потребовал у Хозяина ни много ни мало как 147 крупных предприятий военного характера, завершенных не позже чем через пять лет, включая заводы по производству военных самолетов и кораблей, мощностью на выпуск тысячи легких танков в год, и один завод по производству средних танков.
Сталин уклонился от прямого ответа, прибегнув к банальным фразам («Китай должен быть хорошо вооружен, особенно боевыми самолетами и военными кораблями»; «Китай должен превратиться в арсенал»), но список Чжоу так и не подписал.
Оставался еще вопрос о территориях. Мао запустил щупальца в
В сентябре 1952 года Чжоу говорил со Сталиным о Юго-Восточной Азии так, словно ее судьба всецело решалась в Пекине и как будто китайская армия могла войти туда, если этого просто захочет Пекин. В записях о встрече 3 сентября 1952 года отмечено: «Чжоу говорит, что в отношениях со странами Юго-Восточной Азии Китай проводит политику мирного влияния без использования вооруженных сил. Он приводит пример Бирмы… То же самое в Тибете. Спрашивает, хорошая ли это стратегия». Чжоу отзывался о Бирме в том же ключе, что и о Тибете. Сталин ответил с иронией: «Тибет — часть Китая. В Тибете следует развернуть китайские войска. Что касается Бирмы, вы должны действовать с осторожностью». Правда, Сталин тут же подтвердил, что Бирма принадлежит Мао: «Хорошо, если бы в Бирме было прокитайское правительство». (Сталин тщательно следил за Бирмой через своего посла, давнишнего связного в Яньане, Владимирова.)
Теперь Мао планировал организовать региональный конгломерат, используя Мирный конгресс Азиатско-Тихоокеанского региона, который должен был собраться в Пекине. Этот вопрос стоял на повестке дня переговоров Чжоу со Сталиным. От Сталина ждали, что он признает «главную роль» Китая. Его недовольство стало ясным из следующего: Чжоу спросил, «какие конкретные меры» предпримет русская делегация, и это было завуалированным преложением Сталину подтвердить, что русские не станут перехватывать лидерство. Сталин с сарказмом ответил одним словом: «Мир».
Чжоу этим не удовлетворился и сказал, что Лю Шаоци хотел бы встретиться с лидерами азиатских коммунистов во время предстоящего съезда Коммунистической партии Советского Союза. Так он пытался обеспечить сталинское благословение на то, чтобы Мао возглавил азиатские партии, но вытягивание одобрения из Хозяина было равносильно выжиманию воды из камня. Первыми упомянули индонезийцев. В протоколе отмечено:
«Чжоу Эньлай… спрашивает, своевременно ли будет обсудить с ними в Москве партийные вопросы.
Сталин говорит, что сейчас это трудно сказать…
Чжоу Эньлай сообщает, что японские товарищи должны также прибыть и, вероятно, также захотят поговорить по поводу партийных дел.
Сталин отвечает, что старшие братья не могут отказывать своим младшим братьям в таком деле. Говорит, что об этом надо будет поговорить с Лю Шаоци…
Чжоу Эньлай указывает на то, что Лю Шаоци имеет в виду взять с собой соответствующие материалы, чтобы обсудить ряд вопросов.
Сталин замечает, что если китайские товарищи захотят обсудить эти вопросы, то, конечно, с нашей стороны не будет возражений, если не захотят, то не придется говорить.
Чжоу Эньлай говорит, что китайские товарищи, безусловно, захотят поговорить».
Каким волевым человеком был Чжоу Эньлай! Как безжалостно он преследовал пытавшегося уклониться Хозяина. С тех пор как Сталин в зимней Москве оградил Мао от всех подобных встреч, прошло два с половиной года и началась разорительная война. Теперь Сталин был вынужден уступить: «Тогда время найдется». Однако не смог удержаться от сарказма, когда вкрадчивый Чжоу, «заканчивая беседу, говорит, что это не все вопросы, по которым они хотели бы получить указания».
«Сталин спрашивает — указания или советы?
Чжоу Эньлай отвечает, что с точки зрения товарища Сталина это, может быть, и советы, но в их представлении это будут указания».
Тактичностью Чжоу маскировал поразительно возросшую самоуверенность Мао. Мао даже начал тайные операции на территории самого СССР.
В августе — сентябре 1952 года Чжоу Эньлаю явно было поручено повернуть дело так, чтобы Мао стал влиятельным и главным соперником Сталина. Сталин угрозу почувствовал и решил принизить роль Мао, продемонстрировав особое благоволение к его соратникам. Для начала Сталин проявил расположение к военачальнику Пэн Дэхуаю, который приехал в Москву в начале сентября с Кимом на единственный трехсторонний российско-китайско-корейский саммит по проблемам войны. В конце одного из совещаний, вопреки своим привычкам, Сталин отвел Пэна в сторону для разговора тет-а-тет, о чем Чжоу и доложил разъяренному Мао. Пэн объяснил Мао, что Сталин говорил всего лишь о плохом обращении северных корейцев с военнопленными (что приводит к дипломатическим проблемам для коммунистов). Подозрений Мао ему рассеять не удалось, но тот хотя бы пришел к выводу, что Сталин просто хотел его расстроить.
Затем Сталин еще раз попытался вбить клин — на этот раз между Мао и Лю Шаоци, в октябре 1952 года приехавшим в Москву на советский партийный съезд. Сталин был чрезвычайно внимателен к Лю, демонстрируя такие дружеские отношения, что все окружение Лю пребывало в изумлении. «Сталин даже говорил о своих личных делах и настроениях», — отметил Ши Чжэ, переводчик Лю. Ши прежде переводил и для Мао, а потому видел резкий контраст в отношении к Мао и Лю. Чжоу Эньлай позже отметит в узком кругу, что Сталин оказал Лю гораздо более теплый прием, чем Мао.
Затем Сталин нанес Мао беспрецедентный в истории мирового коммунизма удар. 9 октября «Правда» опубликовала поздравления Пекина партийному съезду, которые накануне передал Лю. Крупным шрифтом Лю был назван генеральным секретарем КПК (высший пост в других партиях). Однако, как прекрасно знала Москва, КПК не имела генерального секретаря. В случайность поверить невозможно. «В те дни «Правда» ошибок не допускала», как сказал нам один из русских послов в Британии. Сталин посылал Мао сигнал: «Я мог бы сделать Вашего заместителя первым человеком в государстве!»