Неизвестный Мао
Шрифт:
Мао понимал, что для него самый лучший шанс — налаживать отношения с той страной, где идет война, поэтому главным получателем военной помощи в его списке был Индокитай, которому вождь за время своего правления щедро предоставил более 20 миллиардов американских долларов. В Африке он пытался присоединиться к процессу деколонизации: так, в Алжир, который вел с Францией самую крупную антиколониальную войну на континенте, мощным потоком поступали из Китая деньги, товары и оружие [131] .
131
События в Алжире продемонстрировали, насколько Мао зависел от вооруженных конфликтов. В 1962 году, как только Алжир обрел независимость, от влияния Мао ничего не осталось.
В Латинской Америке, как только в январе 1959 года власть захватил Фидель Кастро, Пекин нацелился на Кубу. Когда соратник Кастро Че Гевара
В самом коммунистическом лагере Мао старался завоевать позиции во всех странах, но из сферы российского влияния ему удалось вывести лишь одного клиента: крошечную нищую Албанию. Еще в 1958 году албанский диктатор Энвер Ходжа выклянчил у готового оказать помощь Мао 50 миллионов рублей — значительная сумма для страны с населением менее 3 миллионов человек. Затем, в январе 1961 года, когда противоречия между Пекином и Москвой обострились и Ходжа доказал, что в обливании грязью Хрущева на него можно положиться, Пекин удесятерил эту сумму, одолжив Тиране 500 миллионов рублей, и прислал 2,2 миллиона бушелей пшеницы, купленные Китаем в Канаде за твердую валюту. Китайцы умирали десятками миллионов, а албанцы, благодаря китайским продовольственным вливаниям, даже не представляли, что такое нормирование продуктов. Главный албанский представитель на переговорах с Пекином, Пупо Шути, говорил, что в Китае «голод можно увидеть своими глазами», однако «китайцы дали нам все… Когда мы в чем-то нуждались, то просто просили китайцев… Мне было стыдно…». Когда коллеги Мао дрогнули, он их отчитал.
Мао не жалел денег на раскол коммунистических партий и организацию маоистских партий по всему миру. Это дело он доверил шефу своей разведки Кан Шэну. Заметив размытость пекинских критериев преданности, нахлебники поспешили поживиться. В албанских архивах остались документы о том, как вспыльчивый Кан в Тиране выражал свое недовольство венесуэльским левым, получившим через Албанию 300 тысяч американских долларов из китайских денег. Голландская разведслужба организовала фиктивную маоистскую партию, финансировавшуюся и уважаемую Китаем. Высший чиновник ЦРУ, специалист по Китаю Джеймс Лилли рассказал нам, с каким восторгом они обнаружили, как легко внедриться в Китай: просто предложить нескольким людям восхвалять Мао и организовать маоистскую партию; Пекин бросается их финансировать и приглашает в Китай. (Однако эти шпионы не приносили пользы, поскольку всех иностранцев жестко изолировали от китайцев [132] .)
132
По меньшей мере один китаец заметил, как легко огромные деньги вливаются в проекты, связанные с заграничной помощью, и попытался этим воспользоваться. В марте 1960 года сотрудник министерства иностранной торговли улизнул с астрономической суммой в 200 тысяч юаней. Это была самая крупная на сегодняшний день афера с наличными. Ему пришлось подделать всего одно письмо и всего одну подпись — Чжоу Эньлая. В одностраничном письме говорилось о телефонном звонке от персонала Мао в офис Чжоу с просьбой выделить наличные деньги на ремонт храма в Тибете, дабы несколько иностранных журналистов смогли его сфотографировать. У этого чиновника было четверо голодных детей, и он хотел купить им немного еды, продававшейся в специальных государственных магазинах, не входящих в сеть распределения продуктов по карточкам. В этих магазинах по бешеным ценам в основном покупали продукты те, у кого были родственники за границей. Излишне говорить, что предприимчивого чиновника легко обнаружили.
Для запуска маоизма в мир Мао выбрал девяностую годовщину дня рождения Ленина, в апреле 1960 года. Он выпустил манифест под заголовком «Да здравствует ленинизм!», в котором говорилось, что отстаивание мирного пути к социализму неприемлемо — Пекин назвал этот путь ревизионизмом — и, если коммунисты стремятся захватить власть, им придется прибегнуть к насилию. При этом Хрущев не назывался, а вместо него говорилось о югославском руководителе Тито, которого использовали как мальчика для битья.
Одновременно Мао попытался занять центральное место на политической арене, пригласив на празднование Первого мая более 700 сторонников из стран третьего мира. Этот день должен был стать днем основания маоистского лагеря. Некоторые группы гостей вождь принимал лично, и, как сообщалось, иностранцы «низкопоклонствовали» и пели маоистский гимн «Алеет Восток». Мао приказал максимально освещать эти аудиенции в прессе и сам правил отчеты фразу за фразой.
Все эти встречи были приурочены к кануну главного мирового политического события, на которое Мао не допустили, а именно саммита «Большой четверки» (США, Англии, Франции, СССР), открытие которого должно было состояться 16 мая в Париже и где Хрущев надеялся отстоять принцип мирного сосуществования. Мао собирался провести не менее крупное альтернативное шоу и предстать перед всем миром защитником бедных. Однако событие прошло практически незамеченным отчасти из-за того, что иностранные последователи Мао были фигурами незначительными. К тому же Мао не внушал неистовой веры и приобрел очень мало ярых последователей. В нем чувствовалась высокомерная снисходительность. Группе африканцев он сказал, что представителям Запада «наша раса кажется ничуть не лучше, чем вы, африканцы».
Мао надеялся, что Хрущева сочтут миротворцем, а его самого — антиподом советского лидера, но получил удар с самой неожиданной стороны. За две недели до парижского саммита над Россией был сбит американский самолет-шпион U-2. Когда президент Эйзенхауэр отказался принести извинения, Хрущев демонстративно покинул встречу, и саммит провалился. Пекину пришлось похвалить Хрущева за жесткую позицию.
Агрессивность Хрущева по отношению к США грозила расстроить планы Мао, но он все равно рвался вперед, и удобный случай не замедлил представиться — съезд Всемирной федерации профсоюзов, который начался в Пекине 5 июня 1960 года. Это была самая важная международная встреча, когда-либо проходившая в Китае с тех пор, как Мао пришел к власти. На ней собрались участники из шестидесяти стран: делегаты от правящих коммунистических партий и активные члены профсоюзов со всех пяти континентов из тех, кто не раболепствовал перед Москвой. Мао мобилизовал всех своих высокопоставленных соратников на жесткое противостояние Москве. Они должны были утверждать, что мирное сосуществование — обман и, «пока существует капитализм, войны не избежать». Французы и итальянцы, близкие к позиции Хрущева; были обособлены и заклеймены «прислужниками империализма». Итальянский делегат Витторио Фоа рассказал нам, что «враждебность китайцев так действовала на нервы, что итальянцы боялись за свою жизнь и старались держаться вместе». Агрессивность китайцев шокировала даже делегата Албании, Того Нуши, который в узком кругу называл их бандитами [133] .
133
Член албанского Политбюро, Лири Белишова, находившаяся тогда в Китае, сообщила о происходящем русским, за что тридцать мучительных лет провела в ГУЛАГе Ходжи. Хрущев писал в мемуарах: ее «задушили», «убили». Но это было не так, она не утратила свою удивительную энергичность, как мы видели в 1996 году.
Китайцы «плевали нам в лицо», отметил Хрущев. Москва рассматривала эту встречу как начало китайско-советского разрыва. Как и ЦРУ. Две недели спустя исполняющий обязанности директора ЦРУ Чарлз Кейбелл заявил в Совете национальной безопасности: Китай на этой конференции «столь вызывающе вел себя по отношению к руководству СССР, что у Хрущева не было выбора». До тех пор противоречия между Москвой и Пекином тщательно скрывались коммунистами, и многие сомневались в том, что разрыв действительно произошел.
21 июня Хрущев обратился к коммунистическим лидерам из пятидесяти одной страны, собравшимся в Бухаресте. Он доказал несостоятельность утверждения Мао о том, что к социализму можно прийти только военным путем. «Для всемирного триумфа социалистических идей не нужна мировая война. Только сумасшедшие и маньяки могут сейчас призывать к новой мировой войне, в которой, — мрачно произнес он, — миллионы людей могут сгореть во вселенском пожаре». Однако «здравомыслящие люди» составляют «большинство даже среди самых заклятых врагов коммунизма». То есть Хрущев почти открыто назвал Мао сумасшедшим и объявил, что сосуществование с Западом предпочтительнее продолжения союза с Мао. «Вы хотите господствовать над всеми, господствовать над всем миром», — сказал Хрущев в частной беседе китайскому делегату Пэн Чжэню. Также он обратился к китайцам: «Если вы так сильно любите Сталина, почему бы вам не забрать его тело в Пекин?» Своим соратникам он говорил: «Когда я смотрю на Мао, я вижу перед собой Сталина, точная копия».
Продолжая отстаивать точку зрения Мао, Пэн Чжэнь понял, что остался в одиночестве. «В Бухаресте мы оказались в изоляции, — заметил Мао. — Там не было ни одной партии, которая поддержала бы Китай. Даже… Албания». Изоляция и резкая атака Хрущева застали Мао врасплох. В таких обстоятельствах раскол только ухудшил бы положение, а Мао все еще нуждался в российских военных технологиях. Хрущев категорически не соглашался с агрессивной политикой Мао, и тому пришлось отступить.
К этому моменту пелена окончательно спала с глаз Хрущева. Вернувшись из Бухареста, он немедленно приказал отозвать из Китая всех — а это больше тысячи — советских советников и прекратить помощь в строительстве 155 промышленных объектов, самых далеких от завершения.
Мао просчитался. Русские нанесли ответный удар в самый неблагоприятный момент. Хотя китайские ученые получили технологии для создания атомной бомбы, русские не успели до конца поделиться специальными знаниями по производству системы доставки — ракет. Китайцы спешили. Ученые получили приказ, не упуская ни минуты, до отъезда русских всеми правдами и неправдами добыть у них информацию. Для советских ученых были организованы вечера и приглашены певички и танцовщицы, которые должны были напоить их и задержать на танцах, а в это время их чертежи и записи перефотографировались. Но, даже несмотря на это, в ракетной программе и всей программе превращения Китая в супердержаву начался хаос. Страстное желание Мао стать великим мировым лидером и конкурентом Хрущева не привело к успеху.