Неизвестный Мао
Шрифт:
Мао пошел на эту уступку отчасти потому, что большое число промышленных предприятий все равно пришлось закрыть из-за дефицита таких необходимых компонентов, как сталь, уголь и электроэнергия. Эта мера была своевременной, поскольку их продукция не находила сбыта, но в результате начались сильные волнения, ведь 26 миллионов человек потеряли работу. Большинство из них за последние три года перебрались в города; теперь они были выброшены в свои деревни — самая большая миграция населения в человеческой истории. «Как прекрасен наш китайский народ и какие замечательные у нас кадры! — восклицал Мао. — Двадцать миллионов человек: мы зовем, и они приходят, мы распускаем их, и они уходят. — Он продолжал: — Какая другая партия может справиться с этим, кроме коммунистической?» Однако,
Такие пары вынуждены были жить раздельно, проводя вместе только двенадцать дней в году.
Но, согласившись снизить уровень продовольственных поборов в 1961 году, Мао предостерег слушавших его в Лушане: «Мы скатились на дно долины», имея в виду, что только реквизиции могут привести к подъему. В следующем году руководителям было приказано вновь увеличить объемы отбираемого у населения продовольствия.
Тем, кто в его окружении мог бы решиться на отчаянные меры, Мао послал предупреждение по очень необычному каналу, через приехавшего в Китай отставного британского фельдмаршала Монтгомери. Совершенно спонтанно Мао сказал фельдмаршалу: «Я всегда готов к смерти. Меня можно умертвить пятью способами: застрелят враги, авиа-, железнодорожная катастрофа, утопление или отравление. Но помните, я подготовился ко всем пяти способам». Поскольку все разговоры Мао с иностранцами обычно становились известны высокопоставленным руководителям, он предупреждал своих соратников: «Даже не пытайтесь. Я принял меры предосторожности».
У него была причина для беспокойства. Даже его личная охрана, люди, которым Мао доверял свою жизнь, часто горько упрекали его за глаза. «Где весь собранный урожай зерна?» — сказал один солдат. «Это по приказу председателя Мао людям приходится есть одну траву? — спросил другой. — Ему нет дела до людей, живы они или умерли…» И еще один: «Сейчас у крестьян нет даже той еды, которую раньше ели собаки…» И члены коммун говорили: «Председатель Мао хочет заморить нас голодом?» Естественно, в рядах охраны быстренько провели чистку.
Более всего Мао тревожило то, что на партийном съезде в сентябре 1961 года он может потерять власть. Как отметил в своем дневнике Линь Бяо, «больше всего Мао беспокоился, сможет ли он получить большинство голосов». Съезд был намечен как раз на сентябрь. Предыдущий состоялся в сентябре 1956 года, а по партийному уставу съезды должны проводиться каждые пять лет. Мао должен был устранить угрозу лишения власти любой ценой.
Еще в 1959 году Мао почувствовал глубокое недовольство по отношению к себе в высшем эшелоне власти. «Если вы не проголосуете за меня, — сказал он тогда на партийном пленуме, — значит, так тому и быть». С того времени ситуация сильно изменилась, и не в его пользу: воцарился голод. На партийных собраниях в провинциях партийные руководители часто не могли сдержать слез, когда докладывали о том, что видели в деревнях. Более того, политика Мао принесла голод и в их семьи. Их ежемесячный рацион составлял около 10 килограммов риса, нескольких унций растительного масла и маленький кусочек мяса. В правительственном квартале Пекина, Чжунианьхае, персонал министерств выращивал пшеницу и овощи под окнами офисов, чтобы пополнить свой скудный рацион. Голод заставил почти всех официальных лиц страстно мечтать о перемене политического курса.
Мао пытался ослабить недовольство народа своим обычным методом, найдя козлов отпущения. В первую очередь он обрушился на партийный аппарат в деревнях, который обвинил в том, что они избивают людей, и избивают их до смерти, и в том, что из-за них снизился урожай и у людей недостаточно еды. Следом он винил русских, и третьим козлом отпущения было «необъяснимое природное проклятие». На самом деле из метеорологических архивов видно, что в голодные годы природные условия были лучше, чем обычно. Но даже если руководящие кадры не имели полной картины и наполовину верили Мао, голодные чиновники ощущали нечто ужасно неправильное в том курсе, которым партия вела страну, ведь все население, включая их самих, было доведено до такой крайней нищеты.
Мао также попытался завоевать симпатии партийных кадров, объявив, что «разделит со своим народом и горе и радости» и прекратит есть мясо. На самом деле он всего лишь на время заменил мясо рыбой, которую все равно любил. Правда, его диета без мяса долго не продлилась. Как раз в самый разгар голода он вдруг полюбил богатую мясом европейскую кухню. 26 апреля 1961 года ему был представлен внушительный набор европейских меню под семью заголовками: морепродукты, курица, утка, свинина, баранина, говядина и супы с десятками блюд в каждом разделе.
Мао шел на все, чтобы засекретить свою повседневную жизнь. Его дочь Ли На училась в университете, жила в общежитии и всю учебную неделю находилась на общем рационе и голодала. Как-то раз, после выходных дней, проведенных дома, она вернулась в университет, прихватив тайком что-то из обычных отцовских деликатесов. Отец приказал ей никогда больше не делать этого. Ничто не должно было разрушить иллюзию, что он, как и весь народ, туго подтянул ремень. В результате в 1960 году Ли На тяжело заболела от недоедания и у нее прекратились менструации. На следующий год она бросила учебу и осталась дома.
Своей прислуге, людям, которые могли сравнивать, какие продукты ест вождь и чем питаются они сами, находясь на полуголодном пайке, так же как и их семьи, Мао заявил, что его еда — «дары народа», а у других на нее прав нет. Когда домоправитель Мао унес домой какие-то объедки, его быстренько сослали в морозную Великую Северную пустошь, и больше о нем никогда не слышали.
Попытка Мао вызвать сострадание и завоевать голоса делегатов съезда не сработала; лишения, которые терпел народ, были слишком велики. Среди прочего совершенно исчезло мыло, потому что Китай экспортировал необходимый для его производства жир. Мао хотел, чтобы люди привыкли обходиться без мыла, поэтому заявил партийцам, что сам давно не моет мылом руки. «Конечно, он не пользуется мылом, — едко заметил один из чиновников в близком кругу. — Он ведь не делает ничего полезного!» Высокопоставленные чиновники говорили друг другу немыслимые вещи: «А почему бы ему просто не сдохнуть?» Мао знал, какие недобрые разговоры ходят за его спиной. Одно из замечаний, долетевшее до его ушей, звучало так: «Если бы такое случилось в прошлом, правителю давным-давно пришлось бы подать в отставку».
Когда дочь Мао Цзяоцзяо отправилась на кладбище, чтобы прибрать могилу его покойной жены Кайхуэй, она услышала, как люди проклинают Мао, и, вернувшись, рассказала ему об этом. Когда бывшему министру обороны Пэн Дэхуаю, находившемуся под домашним арестом с 1959 года, разрешили посетить родные края в октябре 1961 года, то он был тепло встречен и местными властями, и простыми жителями, поскольку они слышали, что его изгнали за сопротивление политике Мао. Две тысячи «паломников», некоторые из которых добирались пешком почти 100 километров на почти пустой желудок, приходили в дом, где много лет жила семья Пэна, и благодарили его за защиту. Пэн общался с людьми до тех пор, пока у него не сел голос.
Если бы намеченный съезд состоялся и прошло голосование, то с очень большой вероятностью Мао бы не переизбрали. Страхи вождя озвучил впоследствии один из его ближайших прихвостней (Чжан Чуньцяо, один из знаменитой «Банды четырех»): «Если бы действовали по старому партийному уставу и XIX съезд состоялся… председателем мог бы стать Лю Шаоци…»
Многие официальные лица призывали провести съезд, чтобы с его трибуны рассказать о сложившейся катастрофической ситуации. Мао в корне пресек их инициативу и выступил с планом проведения партийного совещания, участники которого не будут иметь права на голосование, и таким образом отвел от себя угрозу потери власти. На совещание приглашались несколько высокопоставленных человек от каждого министерства, провинции, города, района, округа и крупных промышленных предприятий.