Неизвестный Пири
Шрифт:
…Я просил туземцев предпринять все возможные усилия, чтобы найти Вергоева. Если же он придет когда-нибудь в их поселения, они должны позаботиться о нем, как обо мне самом, а я, вернувшись сюда следующим летом, вознагражу их так щедро, что они даже представить себе не могут.
В Доме Красной Скалы 23 августа Пири оставил письмо:
Джону Вергоеву
Минералогу Северо-Гренландской экспедиции 1891–1892 годов
Уважаемый сэр,
Мы сделали все, чтобы найти Вас в течение прошлой недели силами всего отряда, но безуспешно. Цепляясь за мизерную надежду, что у Вас еще может быть все в порядке, я оставил для Вас [запасы]…
Все эскимосы будут заботиться о Вашем комфорте в меру своей способности и проведут Вас на мыс Йорк весной следующего года, где вельбот остановится для Вас. Рекомендую Вам добраться до мыса Йорк не позднее 1 июня.
С уважением,
Роберт Пири, командир Северо-Гренландской экспедиции 1891–1892 годов
Вергоев сделал последнюю запись в своем дневнике двумя неделями раньше. Грустные слова: «Вторник, 9 августа 1892 года. Температура в 7 утра – 36,5°, мистер Джибсон обратил мое внимание на снегопад; я увидел несколько снежных хлопьев. Вместе с тем это самое теплое время года, и снег кажется странным».
Фредерик Кук прокомментировал смерть Джона Вергоева по-своему: «Он был энтузиастом, который не пожалел ни времени, ни денег, ни самой жизни ради Пири. С ним обращались, словно с эскимосской собакой. Когда я видел его в последний раз в лагере, он, весь в слезах, рассказывал о несправедливости Пири. Миссис Пири (я упоминаю ее весьма неохотно) тоже сделала многое, чтобы отравить ему жизнь, и об этом Вергоев только и говорил. В конце беседы он произнес: “Я не хочу ехать домой на одном корабле с этим человеком и этой женщиной”. Это последние слова, которые я от него услышал. Он так и не поехал домой на корабле Пири, а пошел через ледники, где остался навеки, провалившись в синюю пасть трещины».
Эти слова написаны в книге «Мое обретение полюса» в пору резкой и скандальной полемики между Куком и Пири. Думаю, доктор Кук субъективен, но и Пири не откровенен. Отчитываясь самым подробным образом о поисках Вергоева и прочувствованно сообщая о скорби, он нигде не упоминает о своем явном или неявном, но существовавшем конфликте с Вергоевым. С точки зрения политеса все верно. Лейтенант вовсе не заинтересован в каких-либо упреках в свой адрес.
А фраза «Я не хочу ехать домой на одном корабле с этим человеком и этой женщиной» все-таки представляется достоверной. И вот почему. В 1892 году вышла книга Роберта Кили «Путешествие на “Кайте” с экспедицией Пири». Кили приводит письмо, которое он получил от дяди Джона Вергоева А. Кейгвина. Из текста выясняются следующие факты: «Вергоев держал при себе (вероятно, пряча около Дома Красной Скалы) все записные книжки, все исходные записи наблюдений и температур, приливов и т. д., все свои инструменты, которые находились в хорошем состоянии; и он оставил только те, которые были сломаны или повреждены.
В своей комнате в Доме Красной Скалы он оставил только одежду, которая была абсолютно никчемной, а несколько хороших костюмов вместе со всем своим нижним бельем спрятал».
То, что юноша скрыл данные своих бесценных наблюдений, можно объяснить неприязнью к Пири, но прятать инструменты и одежду, включая нижнее белье, имело смысл только в том случае, если он хотел остаться в Гренландии. Далее Кейгвин пишет: «Вергоев не был “авантюрным” или “безрассудно храбрым”. Он тщательно анализировал ситуацию даже в тех случаях, когда другие вели себя опрометчиво. У него был очень большой запас осторожности, и он не знал неудач, так как прекрасно осознавал, что он может совершить, а от чего ему следует отказаться…
Он никогда не обманывал, даже в самом раннем детстве. Он был очень добросовестным. Он был порядочным во всех своих делах. У него были две странности (единственные две, о которых я знаю): он никогда не принимал одолжений и не гостил ни у кого, так как всегда хотел жить по собственным средствам и платить за все, что получал.
…Кажется, он никогда не думал, что кто-то особенно интересуется тем, где он находится. Он обычно пропадал и приходил, не информируя никого о своих передвижениях. Близко зная его, мы объясняли это его скромностью и недооценкой своих возможностей, что было присуще его характеру. Он никогда не хвастался своими достижениями и никогда не волновался, когда кто-то его хвалил или ругал. Он редко говорил о себе».
Дядя Джона Вергоева справедливо говорит, что только один факт подтверждает смерть племянника – то, что его не нашли. И приводит аргументы в пользу того, что он не погиб, а остался жив, скрывшись. И главный довод, конечно, – спрятанная одежда и приборы…
«Будут, конечно, разные мнения относительно того, можно ли оправдать его поведение, – пишет Кейгвин, – но нужно иметь в виду одну вещь. Он выполнял свою работу хорошо и честно до того дня, когда экспедиция завершила свои исследования. Его определенно можно извинить, если он отказался участвовать в триумфальной процессии в честь возвращения экспедиции. Он не заключал никакого контракта о возвращении обратно вместе с отрядом. Это только предположение, что все хотели вернуться. Он не хотел и, как свободный человек, имел право остаться. Четыре члена отряда высказали свое мнение, что руководитель заставит всех участников вернуться вместе с ним. Вергоев оспорил свое право поступить таким образом и предпринял единственный способ, чтобы предотвратить акт произвола, – спрятался. Я думаю, что каждый разумный и великодушный американец оправдает его поступок».
Это логичное рассуждение. Наверное, задержаться в Гренландии было правом Вергоева. Похожий случай, когда член команды Пири вопреки его желаниям и приказу остался в Гренландии, а не вернулся домой в Соединенные Штаты, произошел в 1902 году – ослушником стал доктор Дедрик. Мы поговорим об этом в главе 7. О Вергоеве же придется сказать одно – если бы он остался жив, через какое-то время об этом узнало бы цивилизованное общество…
Заканчивая историю о первой, очень успешной, экспедиции Пири, автор хочет заверить читателей, что на небосклоне полярного исследователя, кроме славы и денег, могут гореть и другие звезды. Изнуренный, голодный, сплошь и рядом разочарованный неудачами, ты возвращаешься из полярных районов домой, говоря себе: хватит; хорошо, что все завершилось; не самым лучшим образом, но терпимо, и пусть этот мой поход в высокие широты будет последним. Однако время идет, и ты понимаешь, что вовсе не устал, сил более чем достаточно, и тебе необходимо снова попасть туда – в мир, где вокруг лед, хотя бы потому, что этот мир прекрасен, а ты чувствуешь и знаешь это.
Глава 4. Вторая экспедиция в Гренландию. 1893–1895 годы
Пири рвался на Север и продолжал мечтать. В декабре 1892 года он написал маме:
Следующей весной и летом я должен завершить исследование северной земли, которую я обнаружил прошлым летом… вернусь в сентябре на корабле, который придет за мной. После моего возвращения мне нужен еще год отпуска, во время которого я планирую читать лекции и писать книгу. Мое пребывание на Севере по времени будет не дольше, чем это было раньше, и я не нацелен завоевывать Северный полюс, да и не планируется никакая работа, которая не была бы достаточно обычной, безопасной и простой…
…Я верю, милая мама, что все же совсем скоро твой сын станет известнее Стэнли и ничто не омрачит поставленный мной рекорд.
Но прежде предстояло кое-что сделать: получить отпуск, найти деньги, собрать команду и подготовить снаряжение.
В ответ на прошение об отпуске пришел отказ. В резолюции министра Трейси говорилось, что инженер-строитель Пири направлен на верфь в Норфолк. Успехи путешественника вызывали очевидную ревность у военных коллег; общее мнение состояло в том, что негоже быть лейтенантом на флоте, носить военную форму и не прослужить на корабле и одного дня. Неприязнь со стороны морских офицеров будет сопровождать Пири долгие годы, до тех пор пока он не уйдет на пенсию в чине контр-адмирала.
Президент Американского географического общества генерал Вистар поверил во все географические открытия Пири и, как пишет Брайс, «впечатленный планами и решимостью Пири… связался с министром Трейси, убеждая его отменить все приказы и предоставить Пири отпуск».
Ходатайство подействовало – Пири отпустили, и он не забыл услугу – в 1895 году вершину к северу от скалы Флота он назовет горой Вистар.
Чтобы добыть деньги, Пири взялся за лекции. Он прочел 165 лекций за 106 дней!
Мэтт Хенсон, одетый в полярные меха, и пять ездовых псов украшали лекционные залы. Когда выступление затягивалось, собаки начинали выть, вынуждая Пири закончить рассказ. Сбор денег продолжался даже перед отходом судна «Фэлкон» [32] , на котором разместились члены экспедиции. Экскурсия на корабль, заваленный снаряжением, стоила 25 центов – желающих были тысячи.
32
Falcon – сокол (англ.).