Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.

Козлов Владимир Александрович

Что касается конфликтной истории сталинских лагерей, то для большинства работ российских историков конца 1980–1990-х гг. были характерны предельное упрощение проблематики ГУЛАГа и увлеченные занятия реконструкцией фактов на основе рассекреченных в постсоветское время архивных документов. [20] В результате произошло профессиональное погружение в фактографию и проблематику ГУЛАГа, но был утрачен солженицынский «синкретизм», сфокусировавший в истории ГУЛАГа все проблемы социального и индивидуального бытия человека сталинского и отчасти послесталинского общества. Взаимосвязь «государство — общество — ГУЛАГ» выпала из сферы конкретного исторического анализа и превратилась в предмет общих спекулятивных рассуждений.

20

Иванова Г, М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М.: МОНФ, 1997; Ivanova G. М. Labor Camp Socialism: The Gulag in the Soviet Totalitarian System. New York; London: М. E. Sharp, 2000; Иванова Г М. ГУЛАГ в советской государственной системе (конец 1920-х — середина 1950-х годов): Автореф. дис…д-ра ист. наук. М., 2002.; Макарова А. Норильское восстание (Май — август 1953 года) // Компакт-диск «Почти все о Таймыре». Цитируется сокращенный вариант

статьи, опубликованный на сайте Красноярского «Мемориала»: http:// memorial.krsk.ru.

Несмотря на появление отдельных содержательных работ о массовых выступлениях заключенных в ГУЛАГе, [21] историография все еще предельно сужает проблематику конфликта «власть — заключенные», так же как и внутренних конфликтов в гулаговском социуме, загоняя их в (подгоняя под?) достаточно узкие рамки политического сопротивления в ГУЛАГе. Отворачиваясь от «низменных» форм массовых выступлений заключенных (столкновения криминальных группировок, организованные воровскими авторитетами волынки и голодовки, стихийные бунты и т. п.), историография до сих пор не имеет адекватного видения сталинского ГУЛАГа как особого социума и государственного института, выполнявшего в сталинской системе функцию специфического депозитария нерешенных и (или) неразрешимых социальных, экономических, политических, культурных и национальных проблем.

21

См. например: Сопротивление в ГУЛАГе: Воспоминания. Письма. Документы. М., 1992; Максимова Л. А. Забастовка в Воркутлаге в 1953 г. // Тоталитаризм и личность. Пермь, 1994; Graziosi A. The great strikes of 1953 in soviet labor camps in the accounts of their participants: A review // Cahier du monde russe et sovietique. 1993. № 4 (XXXIII); Макарова А. Норильское восстание // Воля (журнал узников тоталитарных систем). 1993. № 1; Кравери М. Кризис ГУЛАГа: Кенгирское восстание 1954 года в документах МВД // Cahier du monde russe. 1995. № З (XXXVI) и др.

Важную роль в обобщении и систематизации материала сыграла обзорная статья И. Осиповой «Сопротивление в ГУЛАГе (По данным архива МВД и материалам, собранным Николаем Формозовым)». Это была одна из первых попыток расширить традиционную для старой историографии ГУЛАГа мемуарную основу исследования и включить в рассмотрение доступные в то время документы НКВД — МВД СССР, главным образом, за 1941–1946 гг. По материалам, полученным Н. Формозовым от бывших узников ГУЛАГа, И. Осипова составила список «наиболее известных» массовых выступлений заключенных с 1942 по 1956 г, В этот перечень было включено 17 эпизодов, [22] часть которых впоследствии была документирована в архивных публикациях и профессиональных исследованиях историков, остальные — так и остались полулегендарными.

22

Осипова И. Сопротивление в ГУЛАГе (По данным архива МВД и материалам, собранным Николаем Формозовым) // Сопротивление в ГУЛАГе… С. 208.

Значение проведенной И. Осиповой ревизии протестной активности заключенных для начала 1990-х гг. очевидно. В то же время этот опыт нельзя назвать уникальным. Аналогичная информация может быть найдена у А. Солженицына или, например, в старых и новых изданиях НТС, [23] в публикациях А. Грациози [24] (1982/1992 гг.). Проблема же заключается в том, что подобные списки, основанные на мемуарных свидетельствах, слишком некритически воспринимаются профессиональной историографией, попадают в учебную и научно-популярную литературу, периодическую печать. В 1990-е годы некоторые легенды, мифы, слухи, невнятные припоминания очевидцев преждевременно получили клеймо исторической подлинности, так и не пройдя профессиональной исторической экспертизы.

23

См., например: Коммунистический режим и народное сопротивление в России, 1917–1991. 2-е изд., испр. М.: Посев, 1998. С. 53–58.

24

См.: Andrea Graziosi. The great strikes of 1953 in soviet labor camps in the accounts of their participants: A review // Cahier du monde… 1993. № 4 (XXXIII).

Перу той же И. Осиповой принадлежит статья, фактически открывшая новый этап в источниковедении темы. Автор впервые в историографии попыталась документировать архивной информацией конкретное легендарное событие, так называемое ретюнинское восстание 1942 г. в Воркутлаге. [25] В 1995 г. итальянский историк Марта Кварери опубликовала статью о Кенгирском восстании 1954 г. Автор не только поставила волнения, бунты и забастовки заключенных ГУЛАГа в контекст общего кризиса системы репрессий и принудительного труда в СССР, но реконструировала конкретное событие, опираясь как на мемуарные источники, так и на рассекреченные документы МВД СССР. [26] Событиям 1953 г. в Речном лагере посвящен специальный параграф в книге Н. А. Морозова. [27] К сожалению, М. Кравери и Н. А. Морозов, реконструируя события на основе официальных документов МВД и мемуарных свидетельств участников и очевидцев, не определили критерии, по которым они оценивают достоверность той или Иной информации. В результате повествование представляет собой монтаж разнородных источников, без объяснения причин того, почему авторы повествования отдают предпочтение то мемуаристам, то гулаговским бюрократам.

25

Осипова И. Отряд особого назначения № 41.// Сопротивление в ГУЛАГе. С. 208.

26

Кравери Марта. Кризис ГУЛАГа: Кенгирское восстание 1954 года в документах МВД // Cahiers du mond russe, XXXVI (3), juillet — septembre 1995; См. также: Marta Craved, Nikolai Formozov. La resistance au Goulag. Greves, revoltes, evasion dans les camp de travail sovietique de 1920 a 1956 // Communisme. 1995. № 42/43/44.

27

Морозов H. A. Особые лагери МВД СССР в Коми АССР (1948–1954 годы). Сыктывкар, 1998. С. 25–34.

Восстанию

заключенных особого Горного лагеря (май — август 1953 г.) посвящена электронная публикация статьи Аллы Макаровой. [28] Автор рассмотрела предпосылки восстания, которые она трактует достаточно широко, в контексте истории воссозданной в годы войны политической каторги и системы особых лагерей. В литературе по истории политического сопротивления в ГУЛАГе Алла Макарова одной из первых обнаружила вкус и потребность к терминологическим изысканиям. В разделе «Почему события лета 1953 года в Норильске мы называем „восстанием“» Макарова фактически зафиксировала несводимость норильских событий к какой-либо известной форме сопротивления. Она признается, что понимает неточность термина «восстание», ибо «восставшие не имели оружия, более того, добровольно отказывались от различных попыток вооружить их». Она не принимает определений «мятеж», «волынка» и «массовое неповиновение заключенных лаг-администрации», хотя вряд ли можно всерьез рассматривать в качестве аргумента то, что этими терминами «пользовались суд, прокуратура, и лагерная администрация, в соответствии с их желанием видеть в протесте заключенных лишь простой в работе и массовое хулиганство, беспорядок, анархию в брошенных надзирателями зонах». Не согласна Макарова и с термином «забастовка», ибо «зародившаяся в зонах ненасильственная оппозиция, вынужденная действовать в рамках советской законности, нашла еще множество (небывалых прежде) форм: митинги и собрания заключенных для выработки общих требований, массовая голодовка, письма, жалобы, заявления, просьбы, обращения в советское правительство и многое другое…». В конце концов, Макарова приняла термин «восстание», практически полностью очистив его от первоначального и общеупотребительного смысла, подразумевая не «антисоветское вооруженное контрреволюционное восстание», «а его противоположность — „восстание духа“ — высшее проявление ненасильственного сопротивления бесчеловечной системе ГУЛАГа».

28

Макарова А. Норильское восстание (Май — август 1953 г.) // Компакт-диск «Почти все о Таймыре». Цитируется сокращенный вариант статьи, опубликованный на сайте Красноярского «Мемориала»: http://memorial.krsk.ru.

Терминологические рассуждения А. Макаровой представляют собой бесспорный интерес, но совсем не потому, что вносят ясность в проблему. Наоборот, противоречивость позиции автора фиксирует методологические бреши и спорные подходы не только к изучению массовых выступлений заключенных ГУЛАГа, но и последующих массовых беспорядков на воле. Суть же проблемы заключается в том, что, описывая те же события в Норильске, можно, при желании, обосновать любое определение — и мятеж, и бунт, и волынка, и забастовка, и восстание. Все будет правильно, и все — неточно. Поэтому стремление историографии к мнимой ясности определений заставляет игнорировать действительный профиль событий, сочетавших в себе не только «ненасильственную оппозицию» или «максимально демократическое правление», «республику заключенных», как безапелляционно считает Макарова, но и закулисные действия подпольных групп украинских националистов, по привычке не брезгавших насилием и террором для удержания заключенных в орбите своего влияния.

В целом, в «конфликтной» истории послевоенного и послесталинского СССР элементарного знания фактов не хватает порой даже больше, чем новых идей. А большинство событий до сих пор просто не описаны историками. Это и многочисленные волнения на целине 1950–1960-х гг. (кроме Темиртау [29] ), и солдатские бунты, и насильственные этнические конфликты в местах ссылки «наказанных народов» и там, куда они после смерти Сталина возвращались. Это волнения верующих, протестовавших против закрытия монастырей и храмов, и хулиганские бунты 1950–1960-х гг. Мало известны историографии такие «предшественники» Новочеркасска как происходившие в 1961 г. краснодарские события, муромский «похоронный» бунт, беспорядки в Александрове, волнения в Бийске. Почти отсутствуют в исторической литературе описания большинства беспорядков периода «позднего Хрущева» («сталинистские» выступления, в Сумгаите, волнения в Кривом Роге и т. п.) и «раннего Брежнева».

29

1959 год. Расстрел в Темиртау // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал / Под общей ред. Ю. Н. Афанасьева. Т. 2: Апогей и крах сталинизма. М., 1997.

Источники изучения конфликтных взаимоотношений народа и власти в период «либерального коммунизма» столь же обширны, сколь и малоизвестны. Это объясняется как «секретным» характером событий в советское время, так и незавершенностью работы по рассекречиванию посвященных этим событиям документов в 1990-е гг. В советской периодической печати 1950 — начала 1980-х гг. интересующая нас информация фактически отсутствует. Исключение составляют краткие газетные заметки о судебных процессах над участниками беспорядков, публиковавшиеся иногда в местной и (реже) в центральной печати. Большинство этих пропагандистских и совершенно неинформативных материалов появлялось в газетах в начале 1960-х гг., когда хрущевское руководство попыталось использовать новую тактику борьбы с подобными государственными преступлениями — публичное запугивание населения жестокостью приговоров. Практика такого запугивания оказалась неэффективной, вскоре от нее отказались, и над массовыми беспорядками вновь опустилась завеса секретности.

Первые профессиональные публикации документов о массовых беспорядках хрущевского и брежневского времени начали появляться в российской научной периодике в первой половине 1990-х гг. Особое значение имела опубликованная в журнале «Источник» «Справка о массовых беспорядках, имевших место в стране с 1957 г.», подготовленная в марте 1988 г. председателем КГБ СССР Чебриковым для генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева. [30] В справку КГБ попали далеко не все известные нам случаи массовых беспорядков 1957–1987 гг. Отчасти это объясняется формальными критериями отбора информации. В выборку, как правило, включались события с числом участников не менее 300 человек и, вероятно, только в том случае, когда действия зачинщиков и организаторов квалифицировались по соответствующей статье УК РСФСР и других союзных республик (массовые беспорядки). Ряд важных событий был просто пропущен составителями документа. Это, в частности, чеченский погром в Грозном и волнения молодых рабочих в Темиртау Казахской ССР (1958 г.).

30

О массовых беспорядках, имевших, место в стране с 1957 года // Источник. 1995. № 6. (Вестник Архива Президента Российской Федерации). С. 143–153.