Неизвестный Сталин
Шрифт:
Г. Уэллс уже бывал и в России — в 1912 году, и в Советской России — в 1920 году. 6 октября 1920 года Уэллс имел продолжительную беседу с Лениным. Вскоре после посещения разоренной России и встреч с Лениным Уэллс опубликовал на Западе небольшую книгу «Россия во мгле», которую с большим вниманием прочли и оживленно комментировали в Европе и в США. Писателю из Англии казалось тогда, что именно большевики в России живут в мире утопий. Осенью 1920 года Ленин был одержим планом ГОЭЛРО, и он рассказывал своему британскому собеседнику об этом проекте сплошной электрификации России.
В начале 1930-х годов Уэллс был крайне обеспокоен положением в мире. Он решил поэтому познакомиться с деятельностью и взглядами двух политиков, которые вызвали тогда наибольший интерес в кругах европейской левой интеллигенции — Рузвельта и Сталина. И Рузвельт, и Сталин заранее дали согласие на встречу с великим писателем.
В Москву Уэллс прибыл вскоре после посещения США и встречи с Франклином
Дальше началась довольно продолжительная дискуссия, в которой каждый из собеседников излагал свою точку зрения как бы независимо от того, что он только что услышал от своего собеседника. Уэллс, например, призывал Сталина не делить мир только на бедных и богатых. Даже богатые бывают разными людьми, и многие из них думают не только о прибыли, но и о процветании своих стран и наилучшей организации экономики. Есть также научно-техническая интеллигенция, значение которой Уэллс оценивал очень высоко. Писатель сказал, что советская и коммунистическая пропаганда в западных странах ведется крайне примитивно и неубедительно. Социализм в том виде, «в каком его понимают в англо-саксонском мире», можно вводить и без насилия путем усиления контроля за крупным производством.
Сталин излагал свои взгляды — на соотношение индивидуума и коллектива и на инженерно-техническую интеллигенцию, которая, по мнению Сталина, не может стать самостоятельной политической силой. Сталин приводил примеры из истории, он говорил о Кромвеле, о чартистах и их роли, о Французской революции, о насилии.
Закончился этот диспут вполне миролюбиво. «Я знаю, — сказал Уэллс, — что в вашей стране делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный». «Можно было сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее», — ответил Сталин. Беседа Сталина с Уэллсом была опубликована тогда же в журнале «Большевик» (1934, № 7). Она была издана и отдельной брошюрой.
Герберт Уэллс не был вполне удовлетворен результатами своей встречи со Сталиным, но не скрывал сильного впечатления от всего того, что он увидел и услышал в Кремле. Как раз в конце 1934 года должна была выйти в свет большая автобиография Уэллса, и писатель решил пополнить ее разделом о своих встречах с Рузвельтом и Сталиным. «Я сознаюсь, — писал здесь Уэллс, — что подходил к Сталину с некоторым подозрением и предубеждением. В моем сознании был создан образ очень осторожного, сосредоточенного в себе фанатика, деспота, завистливого, подозрительного монополизатора власти. Я склонялся разделить точку зрения Троцкого против Сталина. Я ожидал встретить безжалостного, жестокого доктринера — насколько это возможно — и самодовольного грузина-горца, чей дух никогда полностью не вырывался из родных горных долин». И вот наконец Уэллс встречается со Сталиным. «Все томительно ожидавшие зловещего горца исчезли по его знаку. Он один из тех людей, которые на фото или на портрете становятся совершенно другими. Его нелегко описать, и многие описания преувеличивают его мрачность и спокойствие. Его недостаточная общительность и бесхитростность делают его непонятным для наиболее здравых, но лишенных остроумия людей, отчего он стал предметом самых странных выдумок и скандальных сплетен. Его лишенная огласки, ничем не бросающаяся в глаза личная жизнь охраняется гораздо больше, чем его огромной важности государственная деятельность, и когда около года назад его жена умерла от некоего внезапного повреждения мозга, люди с сильным воображением создали легенду о самоубийстве, которую существование гласности в стране сделало бы невозможной. Все подобные смутные слухи, все подозрения насчет тайных эмоциональных излишеств для меня перестали существовать навсегда, после того, как я поговорил с ним несколько минут. Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего темного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, прежде чем встретиться с ним, может быть, о нем думали плохо потому, что люди боялись его. Но я установил, что наоборот, никто его не боится и все
645
Wells H. G. Experiment in Autobiography. New York, 1934. P. 684–689.
Мы видим, что писатель нарисовал здесь в большей мере свой портрет увлеченного фантаста, чем портрет Сталина. Впрочем, некоторые комментаторы и биографы Уэллса считали, что он понял Сталина, но не хотел его задевать. Уэллс был и умен, и хитер, одной из его главных идей в то время было создание Мирового государства и Мирового правительства. И в Белом доме, и в Кремле он зондировал на этот счет почву. Но и эта идея Мирового государства была всего лишь одной из самых нереальных утопий XX века.
Ромен Роллан
23 июня 1935 года в Москву по приглашению А. М. Горького прибыл Ромен Роллан, знаменитый французский писатель, Нобелевский лауреат 1916 года, книги которого были очень популярны в Советском Союзе и издавались у нас большими тиражами, чем в самой Франции. Ромен Роллан не был ни социалистом, ни коммунистом, но он считал себя не только другом М. Горького, но и другом СССР.
Его авторитет в Советском Союзе был очень велик. Показательно, что Первый съезд советских писателей в 1934 году послал всего четыре «специальных приветствия» — Сталину, Ворошилову, Эрнсту Тельману и Ромену Роллану.
«Ромен Роллан, — говорилось в этом приветствии. — Великий наш друг! Товарищ наш в труде и борьбе! Передайте на Западе наш привет всем писателям, всем работникам искусства, культуры и просвещения, встающим в общий антифашистский фронт!»
Роллан остановился в Москве не в гостинице, а в доме Горького, и здесь у него сразу же начались встречи с писателями, а также с композиторами и музыкантами. Роллан был не только писателем, но и ученым-музыковедом. Роллан побывал на некоторых предприятиях Москвы, встречался со студентами московских вузов. По своему обычаю, Роллан вел подробный дневник своих встреч, впечатлений и размышлений. В этом дневнике месяц, проведенный в Москве, составил целый том — «Московский дневник». Фрагменты из этого дневника были опубликованы во Франции в 1960 году. В СССР «Московский дневник» был опубликован только в 1989 году журналом «Вопросы литературы» [646] .
646
Вопросы литературы. 1989. № 5.
28 июня 1935 года Сталин принял французского писателя в своем кремлевском кабинете. Их беседа была не совсем обычной. Ромен Роллан не просто готовился к встрече со Сталиным. Он написал заранее на французском языке тексты своих вопросов, которые представляли собой то небольшие, а то и весьма пространные политические речи — и с восхвалениями, и с упреками в адрес Советского Союза и его правительства.
Сталин отвечал Роллану иногда с некоторым раздражением, но в целом писатель говорил в этой беседе больше, чем его собеседник. Беседа тщательно стенографировалась. Но ее записывала также жена Р. Роллана, поэтесса и переводчик М. П. Роллан-Кудашева. Свои записи вел и присутствовавший на этой встрече писатель и партийный функционер Александр Аросев, который занимал тогда пост председателя правления Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. В 1930-е годы это было не только авторитетное и богатое ведомство по делам культуры, но и одна из деликатных специальных служб СССР.
В отличие от бесед с Э. Людвигом и Г. Уэллсом беседа Сталина и Роллана не была тогда же опубликована. В газете «Правда» от 29 июня появилось лишь краткое сообщение: «28 июня днем в служебном кабинете т. Сталина состоялась беседа т. Сталина с Роменом Ролланом. Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер». Встреча со Сталиным произвела на 70-летнего Р. Роллана большое впечатление, о чем он потом не раз говорил и писал Горькому. Но то же самое писал уже на следующий день самому Сталину и А. Аросев, который хорошо знал французский язык и помогал Роллану не только в качестве переводчика. Аросев докладывал вождю: «Ромен Роллан, надо прямо сказать, очарован Вами лично. Он мне несколько раз говорил, что ничего подобного не ожидал и никогда в жизни себе Сталина таким не представлял» [647] .
647
Вестник Архива Президента РФ. 1996. № 1. С. 141.