Неизвестный Сталин
Шрифт:
Отношения между Японией и Германией в начале 1940 года были весьма прохладными. В Токио не могли понять и простить всего того, что оценивалось здесь как «германо-советское сближение». «Антикоминтерновский пакт» был не просто политической декларацией. Ему сопутствовало, как я уже писал выше, секретное соглашение, в котором речь шла не только о совместной борьбе против Коминтерна, но и против Советского Союза. При этом стороны обязывалась не заключать с СССР никаких политических соглашений, противоречащих духу «Антикомин-терновского пакта». Договор о ненападении между Германией и СССР, а особенно заключенный вскоре Договор о дружбе явно противоречили духу «Антикоминтер-новского пакта». Полученные от Германии на этот счет разъяснения японская сторона не считала достаточными.
Недовольство Японии продолжалось, однако, не очень долго. Внушительные победы Германии весной и летом 1940 года на западных фронтах вызвали воодушевление в японских военных
В конце июля 1940 года в Японии было завершено формирование нового кабинета, во главе которого во второй раз встал принц Коноэ. В конце сентября 1940 года в Берлине был подписан «Тройственный пакт», или «Берлинский пакт» между Германией, Японией и Италией, который был фактически соглашением о разделе мира между этими странами. В статье 1 пакта говорилось: «Япония признает и уважает руководящее положение Германии и Италии в установлении нового порядка в Европе». В статье 2 отмечалось: «Германия и Италия признают и уважают руководящее положение Японии в установлении нового порядка в Великой Восточной Азии». Но был в «Тройственном пакте» и пункт 5, в котором можно было прочесть: «Япония, Германия и Италия подтверждают, что указанные выше статьи никоим образом не затрагивают политического статуса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом» [328] . «Тройственный пакт» был заключен на срок десять лет и вступал в действие сразу же с момента его подписания.
328
Хаттори Такусиро. Япония в войне 1941–1945. СПб.: Полигон. С. 27–28.
На протяжении всего 1940 года в Москве и Токио рассматривались разные варианты договора о нейтралитете или даже договора о ненападении. Однако варианты, которые предлагались Советским правительством, отвергались японским правительством, а варианты Японии отклонялись Молотовым и Сталиным. 30 октября 1940 года вновь прибывший японский посол Татекава в беседе с Молотовым заявил, что японское правительство во главе с Коноэ желает заключить с СССР пакт о ненападении, аналогичный советско-германскому пакту о ненападении от 23 августа 1939 года, в связи с чем переговоры о заключении соглашения о нейтралитете прекращаются, а все спорные вопросы, имеющиеся между странами, подлежат разрешению после заключения пакта о ненападении. Здесь же Татекава вручил Молотову проект нового договора из шести статей [329] .
329
Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 26, 27, 29.
Но Советское правительство в своем ответе от 18 ноября 1940 года отклонило японский проект. Оно предложило сначала провести переговоры о возвращении СССР Южного Сахалина и о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Япония добывала здесь нефть — до 100 тысяч тонн в год — и не хотела получать ее даже под гарантию Советского правительства, но на обычных коммерческих условиях. Всего через три дня японский посол передал Молотову новые японские предложения, в которых говорилось, что СССР мог бы продать Японии Северный Сахалин, «чтобы покончить со спором по данному вопросу». Молотов нашел это предложение смехотворным. Переговоры зашли в тупик.
На протяжении всего 1940 года Советский Союз укреплял и усиливал Дальневосточный военный округ, а также свой Тихоокеанский флот. В начале мая 1940 года Жуков был вызван из Монголии в Москву. Он получил назначение на должность командующего Киевским особым военным округом. Перед отъездом в Киев, уже в звании генерала армии, Жуков был принят лично Сталиным — в присутствии других членов Политбюро. Первый вопрос Сталина был о противнике: «Как вы оцениваете японскую армию?» Жуков высоко оценил качества японского солдата и особенно фанатизм и хорошую подготовку младших командиров. Однако Жуков сказал, что старший и высший офицерский состав японской армии «подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону». Жуков назвал японскую сухопутную армию «отсталой в техническом отношении». Особенно устарели японские танки, да и самолеты уступали улучшенным советским конструкциям. «Я пристально наблюдал за И. В. Сталиным, — писал Жуков позднее в своих воспоминаниях, — и мне казалось, что он с интересом слушает меня. Внешность И. В. Сталина, его негромкий голос, конкретность и глубина суждений, внимание, с которым он слушал доклад, произвели на меня большое впечатление. Если он всегда и со всеми такой, непонятно, почему ходит упорная молва о нем как о страшном человеке? Тогда не хотелось верить плохому» [330] .
330
Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 1. С. 270–273.
Во второй половине 1930-х годов в советской печати велась довольно интенсивная антифашистская пропаганда. Она была направлена против фашистской Германии, против Франко и Муссолини, но также против милитаристской Японии. Однако в Японии для такой пропаганды не было какой-то конкретной мишени. Фигура японского императора для этого не подходила, о нем самом в СССР мало что знали. Руководители правительства слишком часто менялись. Говоря о Германии, даже школьник старших классов мог назвать тогда десяток имен «заправил „третьего рейха“». Но в Японии мы не могли назвать ни одного политика, который олицетворял бы японский фашизм или милитаризм. Создавался образ некоего хищного и злого самурая.
Сталин лично следил за созданием этого образа. Как рассказывал знаменитый советский карикатурист Борис Ефимов, чьи карикатуры, как и карикатуры Кукрыниксов, считались эталоном, однажды его вызвал к себе Л. Мехлис, который был не только начальником Политуправления Красной Армии, но и редактором «Правды». Ссылаясь на мнение самого Сталина, Мехлис сказал: «Вот что! Он обратил внимание, что когда вы изображаете японских милитаристов-самураев, то вы обязательно рисуете им огромные зубы, торчащие изо рта. Он сказал, что этого не надо делать. Это оскорбляет национальное достоинство каждого японца». «О чем разговор, — ответил художник. — Зубов больше не будет» [331] .
331
Коммерсант Ъ. 2003. 27 сент.; Независимое военное обозрение. 2004. № 16.
С осени 1939 года почти вся антифашистская пропаганда в советской прессе была прекращена. Советская печать и в 1940 году сообщала о боевых действиях в Европе и Азии, но не комментировала их. Не было комментариев и по поводу заключенного в Берлине «Тройственного пакта». Такая же ситуация относительного спокойствия сохранялась в советской пропаганде в первые месяцы 1941 года.
Советский Союз и Япония в 1941 году
Весной 1941 года лидеры большинства стран мира находились в тревожном ожидании и готовились к какому-то новому раунду Второй мировой войны. Япония уже оккупировала северную часть Французского Индокитая и готовилась захватить весь Индокитай. Отношения Японии с Великобританией и США ухудшались, и японские правящие круги снова начали искать возможности какого-то соглашения с СССР о нейтралитете. В случае войны с Америкой такой договор мог бы обезопасить Японию на Севере. Но этот договор мог и усыпить бдительность СССР в том случае, если Япония примет решение о нападении на нашу страну — планы на этот счет составлялись и в военных, и в политических кругах Японии.
Полномочия на переговоры с Советским правительством получил министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуоко, который отправлялся в Берлин поездом через Москву. 24 марта 1941 года Мацуоко был принят по его просьбе Молотовым и Сталиным. Беседа была короткой. Предложения Токио и Москвы не совпадали, и переговоры были отложены. Они возобновились только 7 апреля, когда Мацуоко снова оказался в Москве — на обратном пути из Германии в Японию.
Пять дней переговоров между японской группой, возглавляемой Мацуоко, и советской делегацией, возглавляемой Молотовым, не принесли результата. Не были преодолены проблемы, связанные с судьбой японских концессий на Северном Сахалине. Возникли трудности и с заключением нового торгового соглашения и рыболовной конвенции.
Японский министр уже готовился к отъезду, когда его пригласил в Кремль для прощальной беседы сам Сталин. Краткая запись этой беседы была опубликована в России только в 1998 году. Согласно этой записи, Мацуоко сказал, обращаясь к Сталину, что он «покидает столицу, хотя ему и досадно, что пакт о нейтралитете не подписан. Он сожалеет об этом. Он хотел подписать такой пакт и имел полномочия. Япония не будет воевать с СССР, и если что-то произойдет между Германией и СССР, то Япония будет посредничать». «Сахалин — это маленький остров, — продолжал Мацуоко. — Вопрос о Сахалине — это мелкий вопрос». Неожиданно Мацуоко предложил СССР разделить Азию и взять себе часть Индии. «Советский Союз, — сказал японский министр, — может выйти через Индию в Индийский океан и иметь порт Карачи. Мы закроем глаза. Судьбу Азии должны решить Япония и СССР. Надо избавиться от англо-саксов — это важно. Япония ведет в Китае войну за изгнание англо-саксов, а не против китайского народа. Чан Кайши — это агент англо-американского капитала. Япония — сторонник не политического и социального, но морального коммунизма. В мире идет война с капитализмом».