Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
ПИСАТЕЛЬ (голосом Анри). Бомарше, ты обязан понять меня.
ПИСАТЕЛЬ (своим голосом). Анри уходит.
В комнату входит женщина с низким задом, громовым голосом, в мини-юбке. Это Р Е Ж И С С Е Р. Вместе с ней входят трое м у ж ч и н (ими могут быть молодчики — британские шпионы из первой декорации). Режиссера играет та же актриса, которая играла в предыдущей картине режиссера Ван Тифозинни.
РЕЖИССЕР (не давая писателю опомниться). Здравствуй, любимый! Здравствуй, живой гений! Познакомься, пожалуйста: это Фридрих, твой будущий соавтор по репризам политического
ПИСАТЕЛЬ. Спасибо, спасибо, милая. Сразу стало легче жить и работать. Но ты — так же ранима, как и я. Сегодня звонил твой продюсер, он сказал, что вы взяли Дюрренматта...
РЕЖИССЕР. Не думай об этом. Предоставь об этом думать мне. Сейчас мы с тобой сядем и пройдемся по всему тексту. Кое-что надо будет нам с тобой и с ними (она кивает на соавторов) сочинить заново, кое-что убрать.
ПИСАТЕЛЬ. Можно тебя на минуту? (Отводит режиссера к окну.) Сколько?
РЕЖИССЕР. Фифти — фифти.
ПИСАТЕЛЬ. И вы все официальные соавторы?
РЕЖИССЕР. Это можно уладить: тебе — сорок, им шестьдесят процентов, и ты на афише один.
ПИСАТЕЛЬ. Даже не советуясь с адвокатом, могу тебе сказать по-братски: пятнадцать процентов тебе, десять — им. Это — все.
РЕЖИССЕР. Мне стыдно говорить об этих мелочах, родной. Я привела с собой двух ребят. (Она зовет из другой комнаты менестрелей.) Ну-ка, мальчики, сыграйте нам сцену из первого акта его пьесы.
Менестрели поют песенку о судьбе Фигаро.
РЕЖИССЕР. Ничего... Можно и так... Но я придумала все наоборот. И написала всю сцену заново. (Достает из сумки бумагу.) Сначала пантомима, а потом песня! Ты понимаешь?! Это же гениально! И совершенно другой смысл! Я прочитала сестре — она плакала! Ты плакал, Лючиано?
ЛЮЧИАНО. Рыдал, мадам!
РЕЖИССЕР. Но это не все, я сочинила еще одну сцену. Помнишь, у тебя после монолога Бомарше выходит гитарист и играет испанскую хоту? Помнишь?
ПИСАТЕЛЬ. Помню!
РЕЖИССЕР (торжествующе). А я все переделала! Написала совершенно новую сцену. Гитарист не в конце играет, а все время играет; все время! С сестрой даже плохо стало. Я ей напела. (Поет низким басом.) Потрогай шею — у меня вся кожа делается шершавой! Это же выходит совершенно новая пьеса. И не смотри на мои колени, хулиган, войдет твоя жена и спустит нас с лестницы...
ПИСАТЕЛЬ. Я не смотрю на твои колени, но...
РЕЖИССЕР. Без всяких «но»... Вы свободны, ребята.
Менестрели уходят.
Сейчас сядем, все обговорим и начнем сочинять. Кстати, я давно хотела тебя спросить: Бомарше мог видеть Жан Жака Руссо?
ПИСАТЕЛЬ. Мог. Но не больше тридцати процентов.
РЕЖИССЕР. Сорок пять — и ни долларом меньше. А где они встречались?
ПИСАТЕЛЬ. Как «где»? Они встречались в кабачке «У мидий», потом, кажется, на берегу Женевского озера.
РЕЖИССЕР. В Женеве только одно озеро?
ПИСАТЕЛЬ. Да.
РЕЖИССЕР. Жаль, что ты не хочешь сочинять вместе с нами, жаль... Ну, будь здоров, родной, целую тебя... Пошли, гении!
РЕЖИССЕР и СОАВТОРЫ выходят из кабинета писателя.
ПИСАТЕЛЬ(голосом Жозефины). Бомарше!(Начинает диктовать беззвучно.)
Появляются Б О М А Р Ш Е и Ф И Г А Р О.
БОМАРШЕ. Как что не ладится у несчастных писателей, так сразу «Бомарше, Бомарше!» Нет бы вовремя платить деньги в кассу общества драматургов! Я его создал, я его и распущу, право слово. Давно бы уж это сделал, но кто защитит авторские права?!
ФИГАРО. А что режиссерша ему может сделать? Другое дело, если бы она была маркизой какой или герцогиней.
БОМАРШЕ. С маркизами легче. Я приглашал в негласные соавторы мужа госпожи де Помпадур и на сцене его театра ставил свою пьесу, — он пробивал разрешение через свою жену — просил ее ублажать Людовика в кровати. А с этой чертовкой несчастному писателю будет трудней. О, я предвижу интригу, великолепную интригу!
ФИГАРО. Выдумываете вы все, сударь.
БОМАРШЕ. Она его закопает, поверь мне. Писатель отличается от всех других смертных — даже самых умных — тем, что он придумывает мир своих людей. Мемуарист, вспоминавший былое, не писатель; философ, загоняющий человечество в рамки схем и организаций, — не писатель, совсем не писатель! Лишь тот может считаться писателем, кто из ничего создал нечто! Я порой смотрю на людей мудрых, на тех, кто больше меня знает фактов, все равно мне ясен он, а я ему — нет; я предвижу возможное, он предвидит очевидное, а между возможным и очевидным такая же разница, как между настоящей «Столичной» и водкой «Смирнофф».
ФИГАРО. Что она ему может сделать?
БОМАРШЕ. Возможны варианты, как напечатает «Тайм» — в объявлениях по обмену женами. Во-первых, можно написать кое-кому, что пьеса зловредна и несет в себе кое-что. Но это слишком в лоб, хотя действует безотказно. Можно похитить черновики пьесы и выдать их за свои, переписав через копирку на старую бумагу. Можно заказать аналогичную пьесу какому-нибудь холодному ремесленнику и, таким образом, убить тему. Можно натравить энциклопедистов — те готовы съесть сырую свинину без хрена. Можно доказать продюсеру, что на эту пьесу не пойдут, и театр понесет убытки. А можно устроить обсуждение в салоне театра — это венец всего!
ФИГАРО. А что будет здесь?
БОМАРШЕ. Искусство интриги заключается в том, чтобы вовремя повесить на стенку ружье. Поживем — увидим!
В комнату входит Ж Е Н А писателя. БОМАРШЕ и ФИГАРО исчезают.
ЖЕНА. Извини, пожалуйста!(Смотрит программу ТВ — передают показ мод салона «мадам Рубинстайн».) Какая прелесть!
ПИСАТЕЛЬ (выключает ТВ). Будь проклят век информации! Пожить бы хоть месяц при свечах, без чертовых транзисторов и телевизоров.
ЖЕНА. Ну-ну, попробуй...
ПИСАТЕЛЬ. Что тебе?
ЖЕНА. Надо купить лангустов, землянику и каракатиц к сегодняшнему ужину — ты ведь пригласил посла...
ПИСАТЕЛЬ. Солнца нет, а деньги тают.
ЖЕНА. Сходи один раз в супермаркет, и ты убедишься, что я не жгу деньги, а разумно их трачу.
ПИСАТЕЛЬ. Все люди покупают в лавках. Расфасованное и взвешенное. А тебе же надо обязательно ездить в супермаркет.
ЖЕНА. Можно подумать, что калории нужны мне. Я сижу на диете. Обычная севрюга из Персии меня устроит, а ты устроишь сцену, что о тебе никто не заботится в этом доме, никто тебя не холит и не нежит, если на завтрак не будет грейпфрута с Таити и марискос из Лиссабона.