Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
Не повторяй ничьих причуд,
Чужих словес и предреканий.
Весна — пора лесных запруд
И обреченных расставаний,
Не плотью измеряют радость,
Не жизнью отмечают смерть.
Ты вправе жить. Не вправе падать
В неискренности круговерть.
Упав — восстань! Опрись о лыжу,
Взгляни на склона крутизну.
Я весел. Вовсе не обижен.
И в черном вижу белизну.
1988 г.
Благодарю тебя за добрые стихи,
И ветер стих, и улеглось ненастье,
Конечно, это штрих, еще
А мы до горя больно все легки;
Я чую — знак беды угас,
Как зимняя звезда на небосклоне,
И, честно говоря, хоть жизнь на склоне,
Теперь уж и минута, словно час,
Умру я ненадолго — отоспаться —
И завтра к вам вернусь со склона Мухалатки,
Целую вас, пока, мои ребятки.
1989 г.
Трагедия поколений: верил или служил?
Аукнется внукам и правнукам
Хрустом сосудов и жил,
Аукнется кровью бескровного,
Ломкостью хребта,
Аукнется ложью огромною,
Нелюди, мелкота.
Лучше уж смерть или каторга,
Лучше уж сразу конец,
Что ты у жизни выторговал?
Сухой негодяйский венец!
1990 г.
ДОЧЕРИ ОЛЬГЕ
Судьбу за деньги не поймешь —
Десятки и тузы — забава,
Провал сулит — там будет слава,
Прогноз на будущее — ложь,
Ты лишь тогда поймешь судьбу,
Когда душа полна тревоги,
А сердце рвут тебе дороги,
И шепчешь лишь ему мольбу,
Простой закон — всегда люби,
Прилежна будь Добру и Вере,
И это все, в какой-то мере,
Окупит суетность пути.
1990 г.
ПЬЕСЫ
ДВА ЛИЦА ПЬЕРА ОГЮСТА ДЕ БОМАРШЕ (комедия)
Действующие лица:
Пьер Огюст де БОМАРШЕ.
ЖОЗЕФИНА, его жена.
ФИГАРО, его слуга.
ДЖЕРРИ СМИТ.
СОВРЕМЕННЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
ЕГО ЖЕНА.
ЕГО СЫН.
ЕГО ЭКОНОМКА.
ЕГО ШОФЕР.
РЕЖИССЕР ВАН ТИФОЗИННИ.
СОВРЕМЕННЫЙ РЕЖИССЕР.
ДИН, представитель президента Франклина.
ШАРЛЕРУА, связник Бомарше.
ТЮРЕМЩИК. АНРИ, директор театра.
ПРОДЮССЕР.
МЕНЕСТРЕЛИ.
КОНСТУЛЬТАНТ № 1.
КОНСТУЛЬТАНТ № 2.
АКТЕРЫ № 1, № 2.
Роли шофера писателя, его старого друга, консультанта № 1 и консультанта № 2, актеров № 1 и № 2, актрис № 1 и № 2, молодчиков № 1, № 2 и № 3, курьера Ассоциации драматургов, арестованных в Парижском аббатстве, должны играть менестрели Бомарше.
Во всех картинах могут присутствовать менестрели, исполняющие песни и мимические сценки, которые должны помочь зрителю понять веселый нрав Бомарше. В зависимости от режиссерского решения, менестрели могут расположиться вместе с маленьким джазом по краям сцены, а могут вызываться действующими лицами из-за кулис.
Пьеса предполагает возможность заменяемости: истинный «Бомарше» может быть в чем-то похожим на современного «Писателя», появляющегося во второй декорации; жена Бомарше может быть женой Писателя; современный
ПРОЛОГ
Луч прожектора освещает тот балкон, где обычно устанавливают свет. В луче света — два человека, один из которых держит у глаз подзорную трубу, внимательно наблюдая происходящее на сцене, которая пока что погружена в темноту. Оба человека — истинные джентльмены, в париках и камзолах.
ПЕРВЫЙ (не отрываясь от подзорной трубы). И этого человека называют гордостью Франции?
ВТОРОЙ. Да, милорд.
ПЕРВЫЙ. Гордость — понятие в чем-то аналогично серьезности, достоинству, а здесь... Кто сообщил вам, что этого суетливого коротышку чтят в Париже, да еще называют создателем французской закордонной разведки?!
ВТОРОЙ. Би-би-си передавало в программе «Глядя из Лондона»...
ПЕРВЫЙ. Соврут — недорого возьмут (протягивая подзорную трубу второму), полюбуйтесь сами...
Декорация первая
Номер в дешевой лондонской гостинице. Б О М А Р Ш Е и Д Ж Е Р Р И С М И Т.
БОМАРШЕ. Лапа, почему мне так хороша с тобой?
ДЖЕРРИ. Наверное, потому, что я шлюха. Тебе честно со мной: ты болтаешь, что хочешь, и любишь меня, как тебе нравится, и говоришь, чтобы я выметалась, когда кончается мое время.
БОМАРШЕ. Тебе, наверное, очень обидно, когда я говорю, что время нашего свидания истекло?
ДЖЕРРИ. Почему? Время ведь действительно истекло, а я могу заиграться. С тех пор как любовь стала моей профессией и я могу заниматься ею не таясь, в полное свое удовольствие, я перестала замечать время. Живу в ощущениях, а не в пространстве.
БОМАРШЕ. Странно. Когда в тюрьме мне говорили: «время вашего свидания истекло, Бомарше», сердце мое разрывалось от тоски.
ДЖЕРРИ. Если бы в тюрьме были кровати, как здесь, ты бы радовался этим словам.
БОМАРШЕ. Лапа, кто научил тебя острословию?
ДЖЕРРИ. Клиенты. Если бы кто-нибудь мог записать, как они говорят со мной, когда приходит время рассчитываться за любовь! Боже мой! Они торгуются за каждый луидор и говорят о том, что я «черствый эксплуататор собственного тела!» Старики, которые сами не могут эксплуатировать мое тело, упрекают меня в черствости! С тебя, между прочим, десять луидоров, Бомарше.
БОМАРШЕ. Так мало?
ДЖЕРРИ. Я бы вообще ничего с тебя не брала — за обаяние, — но тогда мне нечем будет расплатиться за гостиницу.
БОМАРШЕ. А если скажу, что у меня нет денег?
ДЖЕРРИ. У Бомарше нет денег? Ха! У Бомарше в Париже есть театр, слава, барский дом, а в Лондоне нет десяти луидоров для Джерри. Смит! Давай десять луидоров, не то я поучу тебя острословию так, что на этот урок сбегутся все обитатели здешнего бардака!
БОМАРШЕ. Лапа, я подарю тебе часы. Я сам сделал их; смотри, как они прекрасны! Семнадцать рубинов, на которых держится механизм, стоят двести луидоров.