Некромант. Новелла о непутёвой ученице
Шрифт:
– Там тоже мёлтвыле… – прошептала Таколя.
– А что мёртвые? Душа покинула эту обитель. Сердце сожжено на чистых углях, а прах запечатан в священных сосудах. Тело пусто, но оно может принести благо. Каких ты умертвий видела? Бегающих с ножом за горожанами? Нет. Они таскают воду, вспахивают огороды, работают золотарями. Мы встречали поднятых, несущих паланкин с престарелой женщиной, крутящих барабан для отжима белья, строящих дом. Это не чудовища, лишь инструменты. Они… Они… Они…
Мир подёрнулся пеленой, став мутным и безразличным, а потом резкая боль
– Тьма темнючая! – выпалила стоящая за ней Мира.
Племянница тяжело дышала, а её глаза были большие и круглые, как винные чаши.
– Гашпадин, филильгеффи мель. Эга этлафа экки аф, – протараторила Таколя дрожащим голосом на родном языке, а потом перешла на наш. – Вы жаштыли. Вы не шевелились и сшмотлели в одно мешто. Даже глажа не молгали. Мне стлашно. Я долго тол-мошитьващ, но вы так и штоять. Я удалить ващ ладонью по личщу. Площтите меня, гашпадин. Площтите, пожалущта.
Она упала на колени и вцепилась в край моей тоги в страхе, что я стану её наказывать. По лицу потекли крупные слёзы. Я дотянулся до стола, взял кубок с чистой водой и высыпал порошок, постоянно хранящийся у меня в поясном кошельке в пузырьке. После чего выпил половину. Другую половину протянул рыдающей рабыне.
– Пей.
– Это что? – осторожным голосом спросила Мира, разглядывая сосуд в моих руках.
– Это лекарство. Оно укрепляет рассудок, – ответил я и пробормотал еле слышно. – Второй раз за седмицу, и сразу в начале смены. Нужно в отпуск. Нужно отдохнуть.
Мира молча переводила взгляд то на меня, то на мой якорь. А Таколя трясущимися руками держала кубок и пила из него, давясь слезами.
– Поехать бы сейчас по разным местам, – мечтательно произнёс я. – Синие грязи, горячие ключи, хвойный лес. Благодать. Тишина. Покой. Мира, поедешь со мной?
– А учиться? – спросила племянница.
– Там и будем учиться. Вечерами после грязей и на корабле во время странствия, – протянул я.
– Поеду. А её тоже возьмём?
– Да, мне ведь нужен люминэя-маяк, но хотелось бы без принуждения и лишних слёз. Жаль, что она меня считает исчадием ада.
– Ващ, навелное, нет, гашпадин, – старательно проговаривая чужие слова, произнесла северянка, – вы доблый.
Я улыбнулся и легонько провёл пальцами по её густым рыжим волосам. Да, я некромант, воле которого подвластны сотни и сотни трупов, но никто не может ценить жизнь больше, чем те, кто ежесекундно ходит рука об руку со смертью. Жизнь бесценна.
Но этой жизни нужен отпуск…
Глава 3
Порт и нежить
Высокий широкоплечий мертвец молча сделал шаг влево и поднял большой квадратный щит, в который со стуком воткнулась сначала одна стрела, а потом другая. Я посмотрел на блеснувшие в обитом кожей буйвола дереве наконечники стрел, а потом перевёл взгляд на густые заросли ивы и осины, откуда по нам стреляли северные егеря. Они делали это регулярно, заставляя всегда быть настороже.
Тёплый ветер с лёгким шелестом шевелил зелёную листву, а по тонким веткам прыгали встревоженные птахи. Самих же егерей не было видно, впрочем, как и всегда. И стреляли они не из луков, а из лёгких арбалетов. С такими можно подползти незаметно почти на сотню шагов.
– Я разберусь, – пробасил Ярлис.
Мой напарник легонько пошевелил закованной в воронёную сталь рукой, и шесть серых мохнатых волкодавов молча сорвались с места. Псы тоже были мёртвыми, потому не боялись копий, палиц и стрел, а к звериному чутью добавилась неутомимость нежити.
Я кивнул и повернулся к реке, где полсотни мертвецов с деревянными масками на лицах строили мост. Все они находились в моём ведении. Все они были моими марионетками, и те, что забивали толстые колья в сырой берег, и те, что стучали топорами по брёвнам, и те, что натягивали канаты. Речка неширокая, всего на три десятка шагов, но глубокая и с илистым дном. И если пеший легион перейдёт её по пояс в мутной и тёплой воде, то обоз придётся перегружать, а это риск намочить хлеб, солонину и палатки. Строить лодки и перетаскивать всё ими – лишняя трата времени. А терять время нельзя, ибо сердце войны не солдаты, не оружие, а хорошо спланированная транспортная сеть. И потому нужен мост для регулярного пользования.
Я смотрел на нежить, заколачивающую сваю по пояс в тине и ряске, а эхо молотов далеко разносилось над водой.
– Тагира, сыграй, – произнёс я, – что-то нехорошо мне.
Закованная в такую же броню, что и я, девушка сняла шлем с ярко-белым воланом из конских волос и кожаные перчатки, а потом достала из-за пазухи флейту и приложила к губам. К стуку молотов, визгу пилы и шуму листвы добавилась быстрая мелодия марша жизни. Пальцы девушки ловко бегали по отверстиям, рождая совсем другие образы, нежели война. Лишь когда издали донеслись протяжные крики разрываемых псами людей, она сбилась и опустила флейту.
– Играй, Тагира.
Но девушка вместо того, чтоб снова приложиться к своему инструменту, встала на свежеошкуренное бревно и начала на нём прыгать и громко кричать.
– Вставай! Уже утро!
– Тагира?
Девушка со всего маха бухнулась на колени и тряхнула меня за плечо.
– А кто такая Тагира? – разгоняя утренний сон, громко спросила племянница.
Я со стоном открыл глаза, увидев перед собой лицо Миры. Она сидела на коленях возле моей подушки и тормошила меня за плечо.
– О, боги, – пролепетал я, облизав губы, – позвольте мне умереть прямо сейчас.
– Не позволю, – весело ответила Мираель, вскакивая на ноги.
Она была одета во всё ту же тёмно-красную тунику с широкими чёрными лентами.
– Ты хоть сандалии сняла, прежде чем на кровать заскакивать? – пробубнил я, понимая, что поспать больше не получится.
– А корабль когда отплывает? – вместо ответа звонко спросила Мира.
– Завтра утром. Сенатор Марут Ханрец у нас в городе останавливался по пути в столицу. Мы с ним до Митаки доплывём. Через месяц обратно. Там корабли чуть ли не каждые три дня ходят.