Некромерон
Шрифт:
Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай
Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.
О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» — как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:
— Вы готовы дать интервью?
Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:
— Кто вы?
— Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания — объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?
Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.
"Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.
— Друг мой Бургежа, — сказал мне этот удивительный человек. — Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!
Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы".
Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле", генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.
Он заставил меня уважать его — этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.
„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом" — гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.
Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество".
Я смотрел в его удаляющуюся широкую, стройную спину и думал о том, какая у него хорошая фигура. Надеюсь, мы расстались друзьями с этим красивым и талантливым человеком, и я верю, что он будет так же трепетно хранить в памяти встречу со мной, как и я — с ним».
Вот что написал Бургежа в своей знаменитой корреспонденции.
На самом же деле они расстались с генералом несколько иначе, и причиной тому был Карлюза, которого ослик как раз вынес к месту, где Галармон категорически отказывался давать интервью пухлобокому и желтоглазому журналисту.
Обнаружив в тиронгийском военачальнике товарища по несчастью, сердобольный троглодит сообщил:
— Его нужно оглашать изгонятельным криком «брысль!».
Генерал попробовал, и правда — Бургежа будто растворился в пространстве.
Галармон раскланялся с Карлюзой и снова занялся неотложными делами, вроде командования войсками и личного участия в схватках; а маленький некромант, удивленный столь явным и скорым успехом и столь добрым отношением противника, пристроился у перевернутой телеги и занес в тетрадку следующее наблюдение:
«Поскольку заклятием „брысль" можно устрашать не только возительных осликов и въедливых военных корреспондентов, но и вражеских генералов, то предлагаю отнести оное к разряду наисильнейших заклинаний, учить ему только по знакомству и передавать по наследству за умеренное прижизненное вознаграждение.»
Зрелище застывших в нелепых позах боевых товарищей — произведение неутомимой Горгониды; вид бледно-зеленых гвардейцев и инженеров, на четвереньках ползущих из ближайшего овражка с выражением мировой скорби на осунувшихся лицах; лучники, отрешенно брынькающие на бесполезных своих луках мелодию, в которой отдаленно угадывалась песня «Запряги на досуге коня», а может, то было «Шел под черным знаменем командир полка», — все это наталкивало Ангуса да Галармона на мысль о том, что он потерпел сокрушительное поражение.
А тут еще стражники Фафута взахлеб повествовали об ужасах сражения с двумя гигантскими кровожадными и беспощадными хряками, которые не берут пленных. И два десятка рыцарей, потерявших коней и похожих на помятые бонбоньерки в своих изувеченных кем-то доспехах, не отвечали вразумительно на расспросы о том, где их носила нелегкая, а только загадочно намекали, что он всюду и везде, что он все слышит и все знает, и предлагали спеть напоследок полковую старинную «Во поле бульбяксу давали». И как-то сразу хотелось на то поле, где выкатывали победителям бесплатную бульбяксу, и подальше отсюда, где даже дети — не дети, а детский истребительный батальон скелетов.
Да и зачем было генералу слушать рассказы, которые вполне можно посчитать бредом обезумевших от ужаса людей, когда прямо напротив него высился на черном коне великий кассарийский некромант в окружении своей устрашающей свиты: яростного минотавра, огромного каменного голема, трех оборотней, а также неисчислимого количества всякой нечисти и волшебных существ.
Последнее, что пытался предпринять Галармон, — это с боем вывести из окружения короля, чье пленение могло привести к самым непредвиденным последствиям для государства. Нет, понятно, что это катастрофа, однако как именно она будет развиваться — генерал не знал да и знать не хотел.
Он пытался прорваться мимо квакающих пучеглазых тварей и даже опрокинул было и смял их ряды, но тут дорогу ему преградили диковинные люди, вооруженные сковородками, ухватами и кочергами. Ангус да Галармон слыхом не слыхивал о хлебопекарной роте господина Гописсы, что его в конце концов и погубило.
Большинство гвардейцев полегло под кустами и пышным плющом, охая и потирая многочисленные ушибы, а десяток прорвавшихся вместе с королем и через этот ряд обороны были перехвачены и остановлены соблазнительной девицей с полным блюдом поджаристых блинчиков.