Некрополь
Шрифт:
Варл ответил на обстрел, собирая вокруг себя солдат Вервунского Главного. Автоганы защелкали, поддерживая его. Он увидел, как зойканские штурмовики высыпали на укрепления с лестницы. Их охряные доспехи были вымазаны смолой.
Варл пристрелил одного-двоих, прежде чем понял, что у него за спиной еще больше врагов штурмуют укрепление. Как, во имя феса, они пробрались?
Сильный взрыв сбил его с ног. Целый кусок Хасского восточного обвалился, грохоча и вздымая облака пыли к небесам, освещенный пламенем. Взрывы продолжались
Варл увидел, как взрывались выбитые из своих ниш пушечные установки, как целые куски Стены вышибались наружу взрывами, вырывавшимися из стартовых шахт и автопогрузчиков.
Словно гнев свирепого бога, война, наконец, обрушилась и на Хасский восточный.
Глава двенадцатая
НАСТАЛА ТЬМА
Какое сильнейшее оружие известно человечеству? Божественные машины Адептус Механикус? Нет! Легионес Астартес? Нет! Танк? Лазган? Кулак? Вовсе нет! Отвага и лишь отвага превыше их всех!
Из записей Махария, лорда Солар
Далекий гром вырвал Ибрама Гаунта из крепкого, без сновидений, сна.
Его спальня, часть маленькой квартиры, предоставленной ему неподалеку от Штаба домов, освещалась лишь слабым янтарным сиянием рун маленького кодификатора на столе.
Он включил лампу и сполз с кровати, на которую улегся всего-то несколько часов назад, даже не раздевшись. Сон накрыл его мгновенно.
В свете лампы он подошел к столу, загроможденному перевязанными лентами бумагами и стопками инфопланшетов. Он хлебнул оставшегося с вечера вина из стакана, стоявшего на прикроватном столике.
Снова раздался гром. Где-то выли сирены, приглушаемые толстыми стенами.
Он активировал звонок на установке внутренней связи, встроенной в мраморную облицовку стены, рассеянно изучая большой обрамленный портрет напротив. Плотные, потемневшие от времени мазки, помпезный стиль: человек в старинном мундире Вервунского Главного с орденской перевязью. Он попирал пятой груду человеческих черепов, в одной руке сжимал свиток, а в другой меч.
– Сэр?
– Что происходит?
– Докладывают о нападении на врата Онтаби. Ожидаем подтверждения.
– Введите в курс дела. Мои люди на Хасском восточном.
– Разумеется, сэр. К вам… посетитель.
Гаунт сверился с часами. Было почти два часа ночи.
– Кто?
– У него Имперская печать, и он утверждает, что вы его приглашали.
Гаунт вздохнул и сказал:
– Впустите его.
Наружная дверь квартиры отъехала в сторону, и Гаунт отправился в гостиную встречать посетителя, зажигая по пути настенные светильники.
Сгорбленный пожилой мужчина, шурша пурпурной мантией, вошел, всматриваясь в Гаунта через толстые стекла очков. Из-под высокой красной фетровой шляпы выбивались непослушные седые волосы, мужчина опирался на эбеновую трость. За ним следовал высокий бледный юноша в сером пальто клерка, нагруженный старыми книгами и связками
– Комиссар… Гаунт? – проскрипел старик, разглядывая офицера, стоящего перед ним.
– Комиссар-полковник, вообще-то. А вы?..
– Адвокат Корнелий Патер, Юстиция Администратум. Ваш запрос на юридическую помощь был рассмотрен сегодня ночью, и интендант Бейнфейл немедленно направил меня уделить внимание вашей проблеме.
– Благодарю интенданта за готовность помочь и вас за потраченное на меня время.
Адвокат кивнул и просеменил к кожаному креслу, предоставив своему помощнику стоять в дверях, покачиваясь под тяжестью рукописей и томов, которые он нес.
– Положите их на стол, – предложил ему Гаунт. – Вы?..
Парень, похоже, не рискнул заговорить.
– Мой клерк, Бвелт, – ответил за него Патер. – Он говорить не будет. Его обучение на младшего адвоката предполагает изучение протоколов ведения допросов. Кроме того, он ничего не понимает.
– Как будем действовать? – спросил Гаунт адвоката.
Патер прочистил горло.
– Вы в своих интересах изложите обстоятельства дела – не упуская ни малейшей детали, вы покажете мне все относящиеся к делу записи и вы предоставите мне стаканчик крепкого вина.
Гаунт оглянулся на Бвелта.
– На прикроватном столике в моей спальне стоит бутылка. Принесите ему стакан.
Патер не соизволил продолжать разговор, пока хрустальный бокал не оказался в его морщинистых руках, а первый глоток – во рту. Трость лежала у него на коленях.
Гаунт начал:
– Генералу Имперской Гвардии Гризмунду из Нармянской бронетанковой и четырем его офицерам были предъявлены обвинения в нарушении субординации. Их содержат в тюрьме УКВГ в ожидании судебного разбирательства в трибунале УКВГ. Обвинения надуманны. Мне нужно, чтобы их освободили и вернули к исполнению обязанностей немедленно. Я считаю, что дело можно строить на формальности: УКВГ не имеет права судить личный состав Имперской Гвардии. Если состав преступления наличествует, то это дело Имперского Комиссариата. Высшим уполномоченным которого в Вергхасте являюсь я.
Патер поправил очки и изучил инфопланшет, который Гаунт ему протянул.
– Хм… вполне очевидно, я полагаю. Вы ссылаетесь на Эдикт 4368б Имперского Комиссариата. УКВГ этому не обрадуется. Тарриан лично вас за это возненавидит.
– Это едва ли испортит наши текущие отношения.
– Бвелт? В чем дело? Ты кривляешься, как дурак или как человек с метеоризмом.
– 4378б, адвокат. Эдикт 4378б, – голос Бвелта был не громче шепота.
– Именно, – сказал Патер, проигнорировав исправление и снова уставившись в инфопланшеты. – Дело может дойти до суда. У Тарриана есть скверное обыкновение протягивать дела через все процедуры, даже если провал очевиден. Он находит некое удовольствие в продлении агонии.