Нектар небес

Плугов Вадим

И они берут нас. Обычных юношей и девушек возраста «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь», чьи тела становятся им своего рода сосудами для сохранения их сознаний, их личностей, при этом наши сознания, наши личности, погибают, естественно, навсегда, а заказчики продолжают жить в наших телах нормальной полнокровной жизнью со всеми радостями, присущими молодости. Тот самый премьер, при котором это все было создано, возвел такую деятельность в ранг закона и, с тех самых пор, это стало неотъемлемой частью нашей жизни. Сам он через несколько месяцев, после всего этого, умер от неизлечимой болезни, которая и была, изначально, причиной всех научных изысканий в этой области, но дело его живет и процветает до наших дней. Согласно этому закону требуется проводить регулярный отбор лиц, достигших соответствующего возраста для улучшения национального генофонда. Все дети в школе, начиная с первого класса, заносятся в базу данных, содержащую исчерпывающую информацию об их личностях. Чтобы их лица и тела были хорошо развитыми и находились в целости и сохранности существует целая программа Министерства здравоохранения «Е-Кона».

Любое физическое насилие между детьми строжайше запрещено, нарушителей

порют розгами на глазах у всего класса по голым задницам. Девочкам исключений не делают и они, в случае провинности, получают наказание наравне с мальчиками. После подобных воспитательных мер, желающих похулиганить не остается вовсе. Все это делается не из приучения детей к порядку и поддержания дисциплины, а из боязни, что мы повредим наши тела и они станут не привлекательны для потенциальных заказчиков. Выпоротые задницы заживут, а вот шрамы, вывихи и переломы могут остаться и хорошее, для продажи, молодое тело, может потерять в стоимости и даже вовсе обесцениться, а это – убыток. Но этого властям мало. Обычные уроки физкультуры у нас раз в неделю, зато в тренажерный зал, который рядом с физкультурным и не уступает ему по площади, мы ходим, каждый день после уроков, как на работу. Попробуй пропусти! Там мы сгоняем лишний жир на велотренажерах, беговых дорожках и с помощью банальных «скакалок». Немного занимаемся гантелями, гирями и штангой. Даже девочки! По очереди садимся друг другу на ноги и качаем пресс. Почти у всех в классе, кроме самых толстых и неуклюжих, на животах появились «кубики». У меня, скажу не без гордости, одни из лучших.

Раз в четверть проводится тщательная медкомиссия, которая выявляет недочеты в нашей внешности и дает рекомендации по их исправлению. Наш школьный «физрук», по фамилии Доходин и кличке «Доход», внимательно к ним прислушивается, когда говорится о телах, и ответственно им следует. Не смотря на смешную кличку, он классный специалист и один из самых высокооплачиваемых учителей в школе. С ним не растолстеешь! На медкомиссии, ближайшей к рубежам «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь» нас заставляют выбривать подмышки, лобки и ноги и фотографируют совершенно голыми, фотографии эти так же идут в базу данных минздрава, в дополнение к уже имеющимся на нас на всех, документам. Ощущение – мерзкое, будто ты какой-то товар на прилавке, хотя, наверное, так оно и есть. Еще медкомиссии строго следят за целостью и сохранностью наших тел. Однажды, одному мальчику вывихнули мизинец мячом, во время игры в футбол. Медкомиссия обнаружило это, когда мизинец уже сросся в немного искривленном виде. Тогда они отправили мальчика на операцию, где под местным наркозом сломали палец, привели его в нормальное, первоначальное положение и наложили гипс. После чего вызвали в школу родителей ребенка, строго их отругали, за то, что те «недоглядели» за сыном и им пришлось оплатить стоимость операции и еще какой-то там штраф за ненадлежащее, по мнению медкомиссии, исполнение родительских обязанностей. Что-бы избежать подобных случаев на «физ-ре» играем только в бадминтон и только в защитных очках и в «полсилы».

У нас школьные занятия длятся с восьми утра до восьми вечера. Половину дня занимает учеба, а другую половину дня мы, под неусыпным присмотром учителей, делаем домашние задания, так, что они не такие уж и домашние, потом урок, а иногда и два, воспитания и этичного поведения. Нас учат как себя надо вести, а как не надо, быть вежливыми, никого не обижать, не драться, не ругаться, не мусорить, ничего не рисовать и не писать на стенах и заборах и прочей ерунде. Потом малышей забирают родители, а старшие идут по своим делам. На них отводится два часа и в десять вечера наступает комендантский час для лиц моложе восемнадцати лет. За этим власти зорко следят. Нарушителей задерживают и строго наказывают силы защиты правопорядка, сокращенно СЗП, они же «сизы». Наша полиция, армия, ВМС, ВВС и космические войска одновременно. Их бы, наверное, называли «сизыми», вот только форма у них серого цвета. У них воспитательная работа другого характера. Они надевают на голову задержанному противогаз с герметично закрытым клапаном поступления воздуха в фильтр и ждут пока человек не начнет задыхаться, а потом дают ему подышать. Эта весьма оригинальная процедура и, наверное, не лишенная драматизма, в отличие от банальной порки, оказывает весьма серьезный эффект на задержанного, вызывая у последнего невероятную тягу к соблюдению закона. Вот такими экстравагантными методами у нас в городе, да и, наверное, по всей стране, поддерживается порядок среди молодежи. Обнаруживаются нарушители с помощью открытых и скрытых телекамер, которые откуда угодно могут получить изображение высокой четкости. В них встроены микрофоны направленного действия подслушивающие разговоры даже на улицах. С наступлением темного времени суток телекамеры автоматически, по сигналам установленных в них датчиков, переходят в режим «ночного видения». От них не скроешься. Есть даже шутка, что у «сизов» больше телекамер и микрофонов, чем патронов в оружии.

Так, что у нас любой здоровый ребенок, не принадлежащий к семейству «толстосумов», живущих в закрытых анклавах, расположенных, преимущественно, вокруг столицы и в ней самой, с рождения обречен попасть под процедуру отбора людей обладающих пригодными, по медицинском и эстетическим требованиям, телами. Анклавы богачей охраняют не только «сизы», но и маленькие частные армии, подчиненные самим богачам и состоящие из самых опытных бывших «сизов». Дети богачей и высших должностных лиц государства, то есть занимающие должности позволяющие решать задачи в масштабах всей страны, как и дети бывших и действующих «сизов» под процедуру отбора, естественно, не попадают. Дети последних, как правило, занимают «достойные» места сменяя своих родителей в рядах «доблестных» СЗП. Живут «сизы» в закрытых гарнизонах. Есть такой и в нашем городе.

Процедура отбора, или просто Отбор, заключается в том, что по исполнению требуемого для перемещения сознания возраста, юноша или девушка может получить Извещение о своем зачислении в ряды скилпов. Скилп – название, придуманное неизвестным широкой общественности автором, в переводе, найденном

в металлургическом словаре, с какого-то языка какой-то довоенной страны, означает – лист или узкая полоса проката со скошенными боковым кромками для сваривания в трубу, штрипс. Что ж, подходит, пожалуй. В официальных документах такого человека обозначают ЛиДУТ – Лицо добровольно уступающее тело. Но это обозначение как-то не «прижилось» в повседневном языке. Скилп – явно звучит лучше. Скилпом становится юноша или девушка при прохождении Отбора, если его телом кто-то из богачей и (или) влиятельных людей заинтересуется и внесет за него солидный задаток. Скилп получает, вместе с Извещением, Предписание предоставить свое тело сотрудникам СЗП, для его доставки в «Нектар небес», что «сизы» с радостью и делают, получая за это надбавку к заработной плате. Иногда скилпы-счастливчики возвращаютсяются, потому, что их тела забраковали. Так бывает, если, например, заказчик выбирает сразу два тела, что стоит намного больше задатка, чем за одно обычное тело, но все же меньше задатка, чем за одно роскошное тело из «Олимпа совершенства», к тому же среди богачей это считается дурным тоном, поэтому практикуется редко. Или по каким-то другим причинам. Но это единицы. Отбор длится три месяца и, по достижении юношами возраста шестнадцати лет и десяти месяцев, а девушками возраста пятнадцати лет и одиннадцати месяцев, Отбор прекращается и молодежь, пережившая его без попадания в ряды скилпов, может дальше жить спокойно. На смену рубежу «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь» наступает рубеж «шестнадцать – десять, пятнадцать – одиннадцать», за которым следует обычная жизнь, но строгости школы и комендантский час за ее пределами продолжаются до восемнадцати лет, чтобы молодежь, от радости, не натворила никаких бед, а такие неприятные ей организации, как, не имеющий к ней прямого отношения – «Олимп», и, имеющий к ней самое прямое отношение – «Нектар», становятся лишь неприятным воспоминанием, чем-то далеким, с чем столкнутся их здоровые дети через много лет, у тех из них, естественно, у кого они будут. Но до этого всего еще дожить надо.

Совсем другая ситуация у тех, кто, все же, попал в ряды скилпов. Те, чьими телами заинтересовались, почти никогда больше не возвращаются домой. Кроме тех единиц, забракованных уже в самом «Нектаре». В их родных городах и поселках никто, после этого, их не видит, а их внешностью наслаждаются жители столицы и анклавов богачей. Столицу защищают элитные бронепехотные дивизии «сизов», а не небольшие, по сравнению с ними, личные войска. Семьи этих скилпов получают приличную материальную компенсацию – хватит на два – три года обычной семье, но это, конечно-же, не может, ни в коей мере, сравниться с потерей ребенка. Среди скилпов из «Олимпа» забракованных нет. Если вдруг заказчик, по какой-то причине, не принимает тело, его в тот же день или, самое позднее, на следующий продадут со скидкой кому-нибудь другому клиенту «Нектара». В желающих купить молодое шикарное тело подешевле недостатка, разумеется, нет. Все деньги, полученные от продажи тел скилпов из «Олимпа», поступают, естественно, так же, государству, поскольку и «Олимп» и «Нектар» являются государственными организациями. Частным фирмам такую работу не доверили. Такова официальная информация по этой самой деятельности. Вот, собственно, и все, что имеет отношение к ОЗС. Кроме одного.

Сегодня, в пять часов сорок пять минут утра, пятнадцать лет и восемь месяцев исполнилось мне.

Глава 2

Покончив с утренними процедурами слышу скрип половиц в комнате деда, выхожу из нашего совмещенного санузла, или попросту ванны, и вижу в коридоре самого деда – высокого крепкого мужчину шестидесяти семи лет, мускулистого и в прекрасной, для своего возраста, физической форме. Широкое вытянутое лицо заканчивающиеся лысиной на макушке в обрамлении коротко стриженных седых волос, темно-карие глаза, всегда смотрящие острым, цепким и пронзительным взглядом одновременно, сейчас просто заспанные. О наступающей, не побоюсь этого слова, рубежной, для меня, дате, обведенной, моей рукой, черным кружочком на нашем настенном календаре на кухне, дед, разумеется, прекрасно знал и за прошедшую ночь, как мне кажется, то же мало спал. Дед и я одеты одинаково – в старых футболках и спортивных штанах, а на босых ногах потертые тапки. Мы здороваемся и я пропускаю деда в ванну, где уже включен мною свет. Дед заходит и закрывает за собой дверь, а я иду на кухню по прямому коридору с выцветшими желтыми обоями и скрипучими досками под потертым темно-коричневым линолеумом. Полы, в нашей стране, скрипят даже у успешных конструкторов.

Захожу на кухню, которая является небольшой, но очень уютной комнаткой, в углу дома, так, что оба окна, прикрытые желтыми маленькими, опять же выцветшими, занавесками, выходят на разные стороны света. Справа от входа – белый здоровый холодильник, старенький, но надежный, за ним вдоль правой стены столешница с ящиками снизу, посередине которой электроплита с «вытяжкой» сверху, над столешницей так же ящики, прикрученные к стене, напротив входа – окно, сквозь занавески которого угадывается наступление утра. Светает. Справа от окна в дальнем углу стены стоит шкаф, забитый всякими вареньями да соленьями, оставшимися от бабушки. Мы с дедом всего этого не едим, а выбросить жалко. Такой вот чемодан без ручки. На этом шкафу стоит небольшой старый телевизор.

Напротив шкафа в левом дальнем углу комнаты огромный деревянный сервант, почерневший от времени, слева от входа раковина и краны с холодной и горячей водой, а за ней, вешалка с полотенцами, отгораживающими раковину от сушилки для белья, стоящей с в левом ближнем углу. Между старым черным сервантом и сушилкой стоит кухонный стол с четырьмя табуретками, по две с каждой стороны. Перед столом еще одно кухонное окно с точно такими же занавесками, что и на том, что напротив входа на кухню. Вся кухонная мебель бледно-желтого цвета. Все шкафчики, кроме того, что с соленьями-вареньями, и сервант забиты всякой кухонной утварью. Стены кухни отделаны желтыми кафельными плитками, а пол темно-коричневыми. Оттенки такие-же, как и у обоев в коридоре, но плитка не выцветает. С белого потолка, с абажуром приятного на вид оттенка оранжевого цвета, свисает люстра с не горящей лампочкой, которую я включаю наполняя кухню светом.