Нектар Полуночи
Шрифт:
Принцесса и Многоликий понимающе покивали.
— Сейчас всё кажется таким несложным! Но пока я добирался сюда, я сомневался непрестанно, — продолжил Хранитель. — Вдруг дома больше нет, или он стоит пустой? Что тогда? Где мне искать вас? Как мне быть уверенным, что я, старый пень, не выдумал всю эту историю сам? Лишь когда я увидел вас — особенно вас, ваше высочество!.. Вы куда красивей, чем на портретах, простите мне такую вольность… Лишь тогда я в полной мере осознал, что всё это правда! — задыхаясь от избытка чувств, он примолк, а затем закончил: — О могуществе Ирсоль легенды ходили даже в те
— Или позаботиться, чтобы случилось так, как надо, — перебил Многоликий, который не знал, как относиться к тому, что все его действия в последние дни могли подчиняться какой-то древней книге.
— Возможно, возможно, — заулыбался антиквар. — Не всё ли равно, где причина, где следствие? Главное, что Наследство Ирсоль, наконец, найдёт своих хозяев.
— Но почему хозяева — именно мы? — подала голос Принцесса. — Неужели мы оба — потомки волше…
— Я могу быть чьим угодно потомком, — буркнул Многоликий. — Я не знал отца, да и мама о своём происхождении особо не распространялась.
Девушка вздохнула.
— А я свою родословную учила до двадцатого колена… Но сиятельной Ирсоль в списке моих предков не было.
— Уверен, в книге найдутся ответы на все ваши вопросы, — антиквар не переставал улыбаться, он весь лучился удовольствием от успешно выполненной миссии. — Согласно легендам, Ирсоль умела путешествовать между мирами, а значит, действительно, могла завещать своё…
Принцесса открыла было рот, но посмотрела на Многоликого и осеклась.
— Её высочество не верит, что такие путешествия возможны, — проговорил тот за неё. — Эрей… Эрен…
— Эремейн, — она скептически поджала губы. — Он доказал единственность мира.
— Увы, я не физик и не маг! — с шутливым сожалением воскликнул Хранитель. — Но я видел столько чудесного на своём веку, что теперь готов поверить во что угодно. Может быть, этот учёный ошибся. А может, вы создадите ещё один, новый мир, когда воспользуетесь своим Наследством — или измените мир существующий! Так или иначе, — старик с усилием поднялся из-за стола, — скоро вы всё узнаете.
Многоликий перелистал книгу.
— Больше здесь ничего нет, Эйб.
— Разумеется! Она ждёт не дождётся, когда я уйду. Всё остальное предназначено только для ваших глаз. И я не отниму у вас ни единой лишней минуты.
Чрезвычайно гордый собой и будто помолодевший, антиквар устремился к выходу.
— Что ж, друзья мои, надеюсь, Наследство Ирсоль, каким бы оно ни было, принесёт вам счастье, — промолвил он у порога.
— Спасибо, Эйб, — тепло сказал Многоликий. — Простите, что напугал вас и что подумал о вас дурно.
— Мой дорогой, не берите в голову, кто угодно подумал бы так на вашем месте, — отмахнулся Хранитель.
Они обнялись на прощание. Принцесса молча улыбнулась и протянула старику руку, которую он, трепеща, сжал в своих прохладных иссохших ладонях.
— Идёмте, ваше высочество, мне не терпится узнать, что там написано дальше! — позвал Многоликий, как только антиквар скрылся за дверью.
Девушка стояла неподвижно и хмурилась, теребя свой медальон — какая-то мысль не давала ей покоя.
— Погодите, дайте вспомнить… Где-то я уже видела…
— Что?
— Знак!
— Изображена буква Х, — подхватил мужчина. — Эйб говорил, что носит кольцо в память о своей покойной жене — это был её подарок.
— Что это за знак, он не говорил?
— Нет. А в чём дело?
— Я видела такой же совсем недавно… — её лицо приняло раздражённо-сосредоточенное выражение, вскоре сменившееся выражением удивлённым. — На серьге ярла Эспеланна, вот где! — воскликнула Принцесса.
Он насторожился:
— В самом деле? Ну, так давайте спросим у самого Хранителя…
Распахнул дверь и позвал:
— Эйб! Вернитесь, есть вопрос!
Ответом ему были многоголосый птичий щебет и шелест листвы. Прислушиваясь, Многоликий сбежал с крыльца и углубился в лес — безрезультатно! Гостя простыл и след.
— А что, если это какой-то известный символ? — предположил мужчина, возвращаясь в дом. — И означает, например, верность? Тогда Эспеланну серёжку могла подарить его Анита.
— Похоже на правду, — согласилась Принцесса.
Эту версию они и приняли — обоим было сложно представить, что скромный авитанский антиквар, пускай даже предок его служил волшебнице Ирсоль, каким-то образом связан с племянником королевы Норланда. Щекотное беспокойство вскоре рассеялось, уступив место куда более сильным эмоциям.
Сначала книга медлила, как будто собиралась с духом, прежде чем открыть наследникам Ирсоль все свои тайны. Принцесса и Многоликий какое-то время постояли у стола, а потом, не сговариваясь, пошли заниматься каждый своим делом. Один соорудил нехитрый завтрак, по времени суток больше похожий на обед, другая умылась и, как сумела, прибрала волосы. Сейчас, когда не было ни острой, отчаянной опасности, ни усталости, уводящей землю из-под ног, ими обоими снова овладело смущение. Они украдкой посматривали друг на друга и молчали.
Принцессе и раньше нравилось, как выглядит Многоликий, но теперь, когда он выспался, избавился от щетины и сменил арестантское рубище на франтоватые рубашку и брюки, она не могла отвести от него глаз. Желания, одолевавшие её ночью, никуда не делись — наоборот, они окрепли. Рассудок твердил: «Он тебе не пара!» — но чем дальше, тем меньше хотелось слушаться рассудка. Впервые в жизни влюбившись, она упивалась своим новым состоянием.
Многоликий испытывал непонятную ему злость — на себя, на обстоятельства, на Принцессу. Злыдни болотные, и зачем только доисторическая ведьма послала свой подарок им обоим? Лишь одному из них, ему, Многоликому, нет места в этом мире — девчонке отличное место досталось от рождения! Просто сейчас у неё не лучшие времена. Но как только Король расправится с заговорщиками, она вернётся в Замок и… «Я не пара ей! — его рассудок звучал в унисон с рассудком девушки. — Я сломаю ей жизнь и ничего не дам взамен». А он, Многоликий? Любовь к Принцессе и страх за неё поволокутся за ним чугунными гирями, лишат его единственной свободы — свободы убегать! О том, что своё сомнительное достояние он уже потерял, мужчина предпочитал не думать. Самому себе не признаваясь, он боялся усиливающейся связи с Принцессой: то, что раньше казалось призрачной паутинной нитью, на глазах превращалось в корабельный канат.