Нектар Полуночи
Шрифт:
С растущим раздражением он поставил перед девушкой тарелку каши с разогретым консервированным мясом: «Как пить дать, отвернёт свой аристократический носик от моей плебейской еды!» Но Принцесса, которая уже не помнила, когда в последний раз ела, мигом проглотила всю порцию и попросила добавки. В этот момент в комнате что-то неуловимо изменилось, наследники Ирсоль почувствовали перемену одновременно. Чуть не стукнувшись лбами, склонились над раскрытой книгой — и увидели, как на чистой доселе странице проступают буквы.
«Дети мои, приветствую вас и радуюсь нашей грядущей встрече!»
— Дети мои… — пробормотала девушка.
— Сдаётся мне, ваше высочество, она, и правда, была моей прапрапрапрабабушкой, — откликнулся Многоликий. — И вашей видимо, тоже.
Так оно и оказалось. Принцесса читала медленно, староавитанский никогда не был её коньком. Многоликий сидел с нею рядом, стараясь, чтобы расстояние было не слишком близким, и слушал, затаив дыхание. За тяжеловесным средневековым стилем скрывался простой и прозрачный смысл. Если верить написанному — а не верить причины не было, — оба они были отдалёнными прямыми потомками Ирсоль: «Наш род даст этому миру многих чудодеев и волшебников, но вы — последние из рода, кого глаза мои различают сквозь пелену столетий».
— Почему я-то ничего об этом не знала? — недоумевала Принцесса.
«Потому что не всякого ребёнка женщина рожает от законного мужа», — предположил Многоликий, но промолчал.
Ирсоль предвидела, что от века к веку Одарённых будет рождаться всё меньше. Когда-нибудь их станет так мало, что одни станут скрывать свой дар, а другие — убегать и прятаться от тех, кто заставляет чужое волшебство служить своей корысти. «Сердце моё становится сосудом боли и печали, когда я думаю о том, что за судьба ждёт Одарённых. Мой род прервётся в этом мире, и нет такой силы, что могла бы это предотвратить. Однако, дети мои, есть и другие миры — миры, где царствует волшебство, не обращённое ко злу, и один них примет вас по-матерински».
— Легенды не врали, ваше высочество, — заметил взмокший от волнения Многоликий, когда Принцесса дошла до этих строк и остановилась, чтобы передохнуть. — Другие миры существуют, мы можем туда попасть.
— Других миров нет, — возразила девушка, которую не отпускал скепсис. — Вы не видели расчётов Эремейна, а я видела! Против математики магия бессильна.
— Слышали, что сказал Хранитель? Если других миров нет, значит, мы можем создать новый… или изменить существующий.
Она вспылила:
— Вы хоть представляете, сколько магической энергии на это потребуется?! Ладно, ваша способность менять своё тело… или моя — отрываться от земли… но создать или изменить целый мир! Нам не хватит энергии всей планеты!
— Значит, этот ваш Эремейн рассчитал неправильно, — сухо проговорил Многоликий. — Другие миры уже есть. И какой-то из них дожидается нас.
— Что мы спорим… — махнула рукой Принцесса. Она и сама не знала, почему так упорно держится за логику. Может, боялась, что без неё совсем захлебнётся в бушующем море перемен, которым за один неполный день стала её жизнь. — Давайте сперва дочитаем, тут немного.
Наследники надеялись, что в последнем абзаце «прапрапрапрабабушка» объяснит, где искать спрятанный ею артефакт. Но их подстерегали два сюрприза, один другого неприятней.
«О, как хотела бы я распахнуть врата, благословляя вас: ступайте, дети мои, и познайте радость, — писала Ирсоль. — Но, проникая взором в будущее, я вижу лишь яркие куски, выхваченные из непроглядного мрака. Могу ли я быть уверена, что злые люди не войдут в мои врата прежде, чем вы? А посему, не врата вас ждут, но узкий и тайный лаз, что откроется вам, если вы придёте к нему вместе. Всем тем, что нужно, чтобы его отыскать, вы уже владеете».
— Что значит — уже владеем? — нахмурился Многоликий, видя, что непрочитанными остались всего три строчки. Край последней страницы выглядел странно, как будто был оборван. — Нам с вами шараду придётся разгадывать?
Принцесса шевельнула плечом и закончила:
— «Но помните, дети мои, кто стремится получить всё, тот рискует всё потерять. Могу ли я быть уверена, что нет у вас ничего дорогого в этом мире? Быть может, вы живёте покойно и счастливо — смею ли я покушаться на ваше счастье? Забудьте о моём наследстве, сожгите эту книгу, если страшитесь потерь — пусть пламя поглотит её и даже память о ней».
Повисла пауза. «Кто стремится получить всё, тот рискует всё потерять», — эхом отдавалось в ушах у Многоликого. Наконец, он произнёс:
— Похоже, нас предупреждают об опасности.
— Очень похоже, — согласилась она, и оба невольно покосились на давно остывшую печь.
— Мне нужно побыть одному, ваше высочество, — охрипшим голосом сказал мужчина, — простите.
Ему было, о чём подумать, но рядом с девчонкой способность мыслить ему отказывала. Бросив через плечо:
— Зовите меня, если понадоблюсь, я буду недалеко, — он вышел за дверь, обернулся первой пришедшей в голову лесной тварью и через окно выскользнул в лес.
— Провались оно, это наследство! — прошептала Принцесса.
Никогда в жизни она не испытывала такой растерянности, как теперь. Нет никаких других миров, сиятельная Ирсоль выдавала желаемое за действительное. Не нужно тратить время и силы на сопряженные с опасностью поиски «узкого и тайного лаза», нужно устраивать свою жизнь здесь и сейчас! «Так и скажу ему, когда он вернётся, — решила Принцесса, но в её душе уже поселилась шальная, сумасшедшая надежда. — Что, если он, и правда, где-то есть — мир, в котором отец верит мне и любит меня… и в котором, может быть, жива моя мама?»
Лежащий на столе манускрипт тревожил девушку, давил на неё своим древним авторитетом. Она со вздохом отодвинула книгу, посмотрела на неё ещё раз — и перебралась в другую комнату, где до самых сумерек ждала Многоликого.
Он же тем временем метался в траве, давая выход своей досаде. Жёсткие стебли больно хлестали по носу и по бокам. Больше всего на свете ему хотелось заполучить Наследство Ирсоль, он готов был рисковать ради этого чем угодно — но не Принцессой! Прародительница выразилась ясно: путь в другой мир откроется только им обоим. Вправе ли он подвергать девчонку неведомой опасности ради того, чтобы совершить главный в своей жизни побег? «Конечно, нет, — сказал себе Многоликий. — Я сделаю то, что должен: отвезу её к матушке Аржни. А книгу мы, от греха подальше, прямо сегодня сожжём в печи!»