Некто Рвинский
Шрифт:
– Отдыхай, сынок, – отечески похлопал его по плечу Капповин.
Глядя на Лиргицкого, я с уважением подумал о людях, которые смело идут навстречу неизвестному, чтобы познать тайны человеческого бытия. Что заставляет их вступить на этот путь? Вероятно, внутренняя жажда. Но утоляет её каждый по-своему, как может.
Муромцев продолжал спокойно пить чай. За огромной кружкой, поднесённой к лицу, были видны одни глаза. Они задумчиво смотрели вдаль, туда, где линия горизонта соединяла вместе небо и землю.
– Человек, словно превращается в зрителя, смотрящего
– Но ведь никакого зала на самом деле нет? – удивлённо сказал я.
– Не знаю, – Муромцев снова спрятал лицо за кружкой, сделав продолжительный глоток. – Может, просто зрители вообразили себя на сцене и пытаются играть.
После непродолжительного молчания, он оторвался от созерцания чаинок на дне и продолжил.
– Человек понимает, единственное, что ему остаётся, это просто выйти из зала.
Я упорно пытался понять сказанное, но последняя фраза поставила меня в тупик.
– Выходит, мы возвращаемся обратно?
Игнатий Клинович недовольно покачал головой.
– Сначала мы были переполнены знанием о себе, а в итоге, пришли к тому, что ничего сказать не в состоянии.
Послышался цокот копыт. Ирина Эдуардовна решила, что с нами здесь делать нечего и, оседлав коня, направилась к озеру.
Невольное созерцание удаляющейся госпожи Капповиной ввело меня в сонное состояние. Захотелось спать, и я стал периодически зевать, пытаясь удержать глаза открытыми. Желание прилечь нарастало с каждой минутой. Видимо, начало сказываться прошедшее напряжение, и организм, расслабившись, требовал отдыха. Рядом находилась лавочка подходящих габаритов, для того, чтобы спокойно разместиться на ней. Осторожно вытянувшись в полный рост и почувствовав спиной твёрдые доски, я медленно прикрыл глаза.
Часть вторая
Глава шестая
Мне всегда нравились поезда с царящей там атмосферой лёгкости бытия. Все дела и заботы отступали, стоило, только шагнуть с платформы в раскрытые двери, и можно было часами бездумно смотреть в окно. Казалось, что ты находишься в самом центре событий, отрешённо наблюдая бесконечный поток жизни. Время ощутимо становилось длинным и тягучим, плавно растворяя собственное существование.
Неожиданно, скамейка подо мной слегка закачалась, напомнив пережитое землетрясение, и послышался странный звук, похожий на стук колёс поезда. Я расслабленно дремал, погрузившись в туманное забвение, как, вдруг, чей-то голос гулко произнёс.
– Станция Липовая!
Сказано было так, будто человек предварительно зажал себе нос.
– Нет, это уже слишком, – я медленно повернулся, пытаясь нащупать край скамейки.
Рука наткнулась на ровную поверхность, которой здесь просто не могло быть, и я нехотя открыл глаза. Взгляд упёрся в серую стену.
Резко поднявшись, я едва не упал от неожиданности. Земля оказалась гораздо дальше, чем я предполагал. Тело начало съезжать, и мне с трудом удалось
Я с удивлением обнаружил себя сидящим на верхней полке купейного вагона. Место напротив, пустовало, а вот внизу явно были люди.
– Ржевский! – Ирина Эдуардовна возмущённо смотрела на меня, подогнув ноги и обхватив колени руками. – Воспользовались тем, что женщина заснула на берегу, и нагло похитили её вместе с вашим приятелем.
Я ошеломлённо смотрел на неё.
– Каким приятелем?
Чья-то рука отодвинула мои ноги в сторону, и снизу появилась голова Иннокентия.
– Видимо, это про меня.
Я смотрел на них, и внутри было совершенно пусто.
– Давно встали?
– Пять минут назад, – отозвался снизу Лиргицкий. – Вы знаете, как мы здесь очутились?
Ирина Эдуардовна презрительно прищурилась.
– Вот, мужики! Скажите, хотя бы, куда мы едем? Первый раз вижу такие вагоны.
За окном мелькали человеческие фигуры и, наклонившись, я попробовал внимательно рассмотреть их. Народ был, в основном, одет в джинсы, что практически сразу указывало на современное мне время. А вот наша одежда нисколько не изменилась. Я по-прежнему неплохо себя чувствовал в офицерском мундире, да и на моих попутчиках остались старые костюмы.
– В Париж, господа, в Париж! – шутливо сказал я.
– Врёте, Ржевский, и даже не краснеете. Эх, если бы, действительно, в Париж.
– Это какой-то бред, – Иннокентий щёлкнул выключателем настенной лампы. – Я задремал, сидя на стуле, а открыв глаза, очутился здесь.
– Возможно, это сон, – развёл я руками.
Внезапно, в купе осторожно постучали. Я быстро спустился вниз и попытался открыть дверь, однако у меня ничего не получалось. Снова постучали, уже более настойчиво.
– Давайте вместе, – Лиргицкий ухватился сбоку.
Наконец, упрямая дверь распахнулась, и мы повалились на нижнюю полку. Перед нами появилась женская фигура в синей форме проводника.
– Чай, кофе?
– Чай, только хороший и покрепче, – сказал, почесав затылок, Лиргицкий. – А то голова кругом идёт, мозги плавятся.
– Конечно, – на лице появилась понимающая улыбка. – Для артистов найдём.
– Вы нам льстите, – довольно улыбнулась Капповина. – Приятно слышать.
– Просто завидую, – вздохнула женщина.
Я сунул руку в карман и с удивлением обнаружил там свой бумажник. Деньги оказались на месте.
– Давайте, – отдал ей одну из купюр, опасаясь, как бы она не превратилась в обычную бумагу.
– Если не секрет, в каком фильме снимаетесь? – с любопытством спросила женщина.
Иннокентий открыл рот, недоумённо глядя на неё, но я крепко сжал его ладонь.
– Чудеса случаются, – вежливо отвечаю я, одновременно, ловко подмигнув Ирине Эдуардовне.
– Интересное название, – улыбнулась женщина. – Хорошо, сейчас принесу.
– Господа! – тихо произнёс я, как только проводница удалилась. – Будет лучше, если станем на время актёрами, раз уж нас принимают за них.