Нелегал из Кенигсберга
Шрифт:
Вот если бы на карте проступили сейчас кровавые пятна, обозначающие положение его разбросанных и ничем не связанных войск! Хотя бы в самых общих чертах увидеть сейчас — кто, где держит оборону, кто отходит, кто рвется вперед, кто рассеян и уничтожен… Но карта в зеленых разводьях лесов и угодий бесстрастно молчала, как молчали и трубки телефонов, наушники радиостанции, безмолвствовали гонцы-посыльные, разосланные по дивизиям и не прибывшие пока делегаты связи. Впору было самому ехать на передовую, оставив совершенно бесполезный для него сейчас штаб.
Первым делом Коробов решил наведаться в 75-ю дивизию, чей штаб находился в Малорите. С ним по крайней мере была связь… Оттуда он позвонил Сандалову и приказал ему ехать на правый фланг армии — в 49-ю стрелковую дивизию, от которой не было ни слуху, ни духу.
— Посмотри, что там творится. Проверь взаимодействие с нашими соседями. Состыкуй Васильева с Богдановым, — наставлял командарм своего начштаба, веря в него, как в себя.
49-я стрелковая дивизия полковника Васильева занимала в полосе обороны 4-й армии правый фланг и находилась на стыке с соседней — 10-й армией. А стыки, как известно, всегда самое слабое место. Поэтому 49-ю надо было подкрепить танками 30-й дивизии полковника Богданова: «Состыкуй Васильева с Богдановым».
Мембрана не скрывала устало-тревожного тембра коробовского голоса:
— У нас тут слухи ходят, что немцы прорвались между Брестом и Высоко-Литовском и прут на Видомль.
Сандалов отчетливо представил себе карту правого фланга: 49-я стрелковая дивизия полковника Васильева вытянула свои боевые порядки вдоль русла Западного Буга, прикрывая границу вместе с дотами 62-го укрепрайона. По счастью, с 21 июня большая часть подразделений 49-й дивизии находились в лесу в летних лагерях у местечек Ментна и Котерка. Врага встретили как положено — в поле. Но если немцы и в самом деле прорвались, то остановить их сможет только броня 30-й танковой дивизии полковника Богданова.
Начштаба с радостью принял приказание командарма — лучше ехать навстречу опасности, чем ждать ее в полном неведении. Он оставил за себя зама, полковника Долгова, и тут же вскочил в штабную «эмку», где его поджидали два майора — один связист, другой — артиллерист. Вслед за ними тронулась в путь и вторая машина с начальником разведки и двумя бойцами охраны. Ехали в сторону Жабинки, поглядывая больше на небо, чем на дорогу. Немецкие бомбардировщики волна за волной густыми стаями шли на восток, оглашая все вокруг ноющим гудом на одной угрожающей ноте. Их сопровождали «мессершмитты». Несколько раз истребители отделялись от общего строя и прочесывали по пути Варшавское шоссе. Они пытались расстрелять легковушки с бреющего полета, и оба раза Сандалов и его спутники успевали выскочить из машин и залечь в кювете.
— На Кобрин идут! — чертыхнулся начальник разведки. — А может, и еще дальше… О, наши появились!
Четыре «чайки», по-видимому, с кобринского аэродрома, отважно ринулись на воздушную армаду. Они вклинились в боевой порядок бомбардировщиков, сломали его и ударили из всех своих пулеметов. Задымили два «юнкерса» и тут же повернули на запад. Воздушный бой разворачивался на небольшой высоте, и потому все происходящее казалось неким гладиаторским представлением. Сандалов и его спутники во все глаза следили за ходом поединка. Откуда-то вынырнула восьмерка Ме-109 и, пользуясь явным превосходством в скорости, взяла в оборот краснозвездные бипланы. Через несколько секунд один из них пустил струю черного дыма и пошел на снижение. Три «мессера» ринулись за ним — добивать, но ведомый, прикрывая командира, пошел на таран. Хорошо было видно, как полетели ошметки срубленного хвоста и обе машины вошли в штопор, из которого никто не вышел. Два взрыва громыхнули за перелеском…
Однако надо было двигаться в Высоко-Литовск, и как можно быстрее. В старинном городке на берегу тихой Пульвы располагался штаб 49-й дивизии. Нашли его легко — такого красивого здания, как бывший особняк Потоцких, — не было во всей округе. Комдив Васильев встретил начальство на ступенях парадного крыльца с обшарпанной колоннадой. И с ходу начал доклад:
— Противник прорвался на стыке 15-го полка и двинулся на Мотыкалы. В остальном позиции держим, но с большими потерями.
— Да-а… — озадачился Сандалов и снял фуражку. — Через Мотыкалы они прямиком на Брест пойдут…
— Из полков доложили, что личный состав выбит наполовину. Нам бы подкрепление подбросить, — вздохнул Васильев. — Без серьезной артиллерии долго не протянем.
— Установите связь с Богдановым: к вам на помощь идет 30-я танковая.
— Вот за это спасибо! — просиял Васильев. — Дорого яичко к Христову праздничку!
— Ну, праздничек у вас тот еще… Дай нам провожатого в 15-й полк.
— Ох, там жарко сейчас! — покачал головой Васильев. — Может, не стоит пока туда, а? Я ж за вас головой отвечаю.
— Ты за свою голову отвечай. Мы не на блины к тебе приехали… И сопровождать нас не надо. Оставайся в штабе. Ты тут нужнее.
Штаб 15-го стрелкового полка размещался неподалеку — в селе со смешным названием Вулька-Пузецка, близ шоссе Высоко-Литовск — Дрохичин. В том же селе дислоцировался 121-й противотанковый дивизион, который теперь тоже стоял на позициях.
Добрались до Вульки-Пузецкой минут за десять. Но в штабе, кроме дежурного, никого не было, все остальные находились на полковом КП. Из всех полков дивизии 15-й был ближе всех к госгранице, занимая рубеж рубеж Немирув — Волчин. Он уже понес и продолжал нести большие потери под почти беспрестанными авианалетами, ураганным артиллерийским и минометным огнем. Командир полка майор Нищенков сам проводил высокое начальство на позицию, отдав свою каску Сандалову. Но тот ее не надел, а нес за ремешок, словно лукошко.
Пехота закапывалась в песок Бугской поймы. Вели огонь и из недостроенных дотов 62-го «УРа». Некоторые окопы уже были соединены ходами сообщения, но много было одиночных ячеек. Сандалов и его командиры успели нырнуть в большой окоп, где размещался командный пункт полка до первого залпа очередного артналета. Били минами — видимо, заметили приезд начальства. Штабисты вжимались в сырые стенки окопа. Сверху сыпалась подброшенная взрывами земля.
— Да, — усмехнулся Сандалов, — на Гражданской было потише.
Теперь он воочию видел войну такой, какой она нагрянула.
— Это они еще вполсвиста пока! — отвечал Нищенков. — А вот самолеты налетят, тут небо с овчинку покажется. Вы же нашу специфику знаете: у нас личный состав — на две трети узбеки. Они по-русски только «обед» да «отбой» волокут. Многие не то что танка — трактора не видели. А уж про авиацию и говорить не приходится. Тут самолеты налетели — «беркут-шайтан!» кричат. С такими много не навоюешь…
Сандалов хорошо знал эту застарелую проблему 49-й дивизии. Сам не раз пытался тасовать командный состав так, чтобы хотя бы младшие командиры могли хорошо владеть русским языком.