Нелинейная зависимость
Шрифт:
— Сколько времени? — сухими губами шепнул он.
— Шесть утра.
— Можно воды?
— Да вот же стакан, на тумбочке. — Галина мотнула головой. — Ты пей, я его еще наполню.
Андрей уже гораздо смелее приподнялся на локте и отпил из стакана.
— Боли ночью не мучили? — поинтересовалась она.
— Нет. Только в голове было очень странно.
— Это нормально. Сегодня ночью можно будет обойтись без укола, я вчера наложила заживляющую мазь на бинты.
— Спасибо.
Галина загадочно улыбнулась и пошла ставить градусник дяде Коле.
«Какая она… — подумал Андрей. —
Он представил ее обнаженной выше пояса, задержав мысленный взор на огромных грудях. Интересно, это тоже одна из бесчисленных масок его сверхженщины? Грубая до искренности. Женщина как она есть — голая плоть. Без прикрас и удручающих намеков на ум и свободу воли. Функциональное совершенство.
Андрей уснул, и ему приснилось море, а в нем обнаженные женщины — все как Галина. Они были бы похожи на стадо играющих моржей, если бы не ярко-белая кожа. Далеко в море выдавался бетонный пирс, Андрей убегал по нему все дальше и дальше от берега, а ветер крепчал и рвал пену с верхушек волн. Посреди пирса лежало тело в одежде. Сначала Андрей принял обширное пятно за воду, стекающую с намокшей ткани, но, подойдя ближе, понял — кровь. И снова узнал в лежащей Алену. Ему стало так грустно, что он не смог больше сделать ни шагу, сел на край пирса, заплакал и сразу проснулся.
Санитарка разносила завтрак.
— Ну вот… — Она поставила на тумбочку тарелку с жиденьким пюре и стакан с чаем. — Я же говорила, скоро доктор сменит диету.
Андрей сел и жадно схватил ложку. Сделал глоток. Разведенный картофельный порошок показался отменным деликатесом, а разбавленный чай почти без сахара — вкуснее всех вин, какие он пробовал.
В это утро поел и дядя Коля — депрессия депрессией, но голод тоже штука серьезная. А вот Володя казался еще угрюмее обычного, после завтрака отвернулся к стене и не произнес ни слова.
Сразу после того, как санитарка унесла пустую посуду, появились санитары — будто черти из ада. Их лица, не отягощенные интеллектом, выражали только безмерную скуку от давно надоевшей работы. Они погрузили Андрея на каталку и повезли в перевязочную.
— Ну, как наши дела? — улыбнулась Галина, позвякивая инструментом.
— Нормально. — Андрей сдержанно поделился впечатлениями о прошедших сутках. — А вы…
— Послушай, — Галина понизила голос до интимности тембра, — давай на «ты». Тебе не выбраться отсюда за неделю, поверь, так что нам часто придется общаться.
Она наложила ему на ноги мокрую марлю.
— Да. Наверное. — Андрей не ощущал от этого никакой радости, но жизнь давно приучила его мириться с необходимостью. — Ты что, дежуришь по нескольку суток?
Галина хлопотала над его телом, не переставая улыбаться.
— Я здесь живу, — сказала она, любуясь своей работой.
— Что? Живешь здесь?! У тебя нет дома? — удивился Андрей.
— Есть. Но мне здесь лучше. Да, представь себе. Здесь все такие несчастненькие. А кому я нужна там? — Она вздохнула и махнула рукой на матовое окно. — Такая…
Галина помрачнела и замолчала. Потом взяла ножницы и принялась срезать старые бинты с ног Андрея.
— С таким внешним видом никакого счастья снаружи для меня просто не может быть, — грустно сказала она. — А жизнь в больнице избавляет от множества бытовых неудобств. Одежда не нужна совершенно, едой я обеспечена, да к тому же мне платят зарплату. Хорошую, ведь я работаю каждый день. А квартиру сдаю, деньги откладываю на книжку. Хочу поехать на Тибет. Прочитала в «Мегаполисе», что там есть озера — одно с живой, другое с мертвой водой. Говорят, если выкупаться в них, то сразу похудеешь и станешь красавицей, как Лиля Нечаева. Недавно купила календарик с ее фоткой. Тебе она нравится?
— Да я не очень разбираюсь, — ушел от ответа Андрей, боясь рассердить гигантскую тетку.
— Вот, — сказала Галина, продолжая опутывать его бинтами. — Выкупаюсь там. Похудею. Я тогда такая счастливая стану! Замуж выйду…
Андрей почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине.
— Но хоть какие-то развлечения… — попробовал возразить он. — Театр, кино. Поездка на юг, в конце концов.
— Нет. Не могу, — покачала головой медсестра.
— И ты, кстати, нашла что читать! Это же «Мегаполис», там ни слова правды не пишут.
Галина рванула бинт так, что Андрей вскрикнул от боли.
— Не смей этого говорить, — спокойно сказала медсестра. — У меня есть приемник. Знаешь станцию «Листья»? Там крутят старую музыку, под которую мы танцевали в школе. Я тогда была совсем другой. Не такой толстой.
Андрей закусил губу, стараясь не вскрикнуть. Боль слезла с кожи вместе с остатком бинтов, а Галина взболтала пузырек с мазью и принялась бережно втирать ее Андрею в лодыжки.
— Парни считали меня красивой. — В ее голосе проскочили ностальгические нотки. — Сейчас разве скажешь?
— Да. У тебя симпатичное лицо. Это видно невооруженным взглядом.
— Правда? — В глазах Галины мелькнула совершенно детская радость.
— Да.
— Тогда знаешь что… — Ее голос опустился до шепота. — У меня есть кое-что… Сейчас, подожди.
Она пропала из поля зрения, шумно отодвинула металлическую тумбочку и снова появилась рядом, держа в руках коробочку лазерного заживителя.
— Это мой, — похвасталась Галина и погладила прибор по крышке. — Я тебя обманула. Никакой Тибет мне не поможет. Сначала я на квартирные деньги ходила по врачам и разные таблетки для похудания покупала. Но потом я узнала, что с этим ничего нельзя сделать. И тогда я решила купить этот прибор. Это немецкий «Квантек» последней модели. Знаешь, сколько стоит эта штука?
— Нет.
— Двадцать тысяч зелеными. Но настолько же эффективное, как и дорогое. Я копила на него несколько лет. — Галина посмотрела на Андрея и кокетливо улыбнулась. — Если хочешь, могу применить его на тебе. Только сегодня уже нельзя, я мазь наложила. Хочешь?
— Да, — стараясь не выдать волнения, кивнул Андрей. — Если можно. А сколько это будет стоить?
— Ничего, — сказала Галина и посмотрела на Андрея горящими глазами. — Я ведь купила его не для того, чтобы он пылился за тумбочкой. Понимаешь? Но из попавших сюда мало кто вызывает жалость. Я даже заметила, что эта больница вроде тюрьмы, здесь люди отбывают наказание за плохие поступки. Только вместо стен их держит боль. Ты меня понимаешь?