Нелли
Шрифт:
— Вадим, ты что, спишь ещё? — С этими словами парень бесцеремонно толкнул дверь. Я успела отскочить и встать за большую японскую вазу, стоявшую на тумбочке. Такое положение давало мне возможность наблюдать за тем, что происходит, и при этом оставаться невидимой для других.
Илья тем временем начал будить Вадима. Тот проснулся и сонно посмотрел на коллегу.
— Давай просыпайся, у нас уже завтрак прошёл. Кстати, у тебя вся машина в грязи, ты что, куда-то ездил?
— Я? Да, ездил, — ответил Вадим, вставая с кровати.
— Не хочу знать куда, раз тебе пришлось так испачкать машину, — говорил Илья, сидя на краю кровати. — Не труп же ты прятал. А это что? — Он наклонился
— Никого я не убил, — ответил Демчог, отбирая у Глинникова сумку. — Это — моё.
— И женские духи, и светлые волосы на подушке тоже твои, — с заинтересованной улыбкой сказал Илья. — Вадим, давай, признавайся, ты какую-то женщину привёл. Развёлся с женой и тут же начал баб таскать.
— Илюша, тут ситуация очень и очень деликатная, — ответил Демчог. — Не я её привёл, она сама пришла. Кстати. — Он оглянулся. — Нелли, ты где?
— Здесь. — Я вышла из-за вазы и встала напротив двоих актёров. У Глинникова округлились глаза.
— Вадим, блин! Я вас знаю, — проговорил он, обращаясь ко мне. — Вы вчера были на показе и брали у меня автограф! — Он перевёл взгляд на Вадима. — Я, пожалуй, пойду, увидимся. — И он скрылся за дверью.
— Что теперь? — спросила я, подходя к Вадиму.
— Теперь? Ничего. — Он улыбнулся мне. — Ничего страшного, он скоро успокоится. И Илья ничем не похож на Романенко.
— Рада слышать. — Мне всё равно было неприятно, что кто-то нас обнаружил. Я уже думала обо мне и Вадиме во множественном числе! — Я могу спуститься и позавтракать с вами?
За завтраком я молчала, поедая разнообразные блюда со шведского стола, так как я не ела ничего уже около суток. На завтраке вся съемочная группа отнеслась ко мне довольно ровно, но периодически я ловила взгляды Камыниной и Пермяковой, которые, казалось, меня понимали. После завтрака оказалось, что сегодня и завтра у всей группы был свободный день. Глинников, Байрон и Ильин уехали на другие проекты, Охлобыстин поехал домой к своей многочисленной семье, а Пермякова и Камынина, улучив момент, заговорили со мной. Суть разговора была, разумеется, в том, что произошло между мной и Демчогом. Отвечала я кратко и довольно скупо, но женщины всё равно уловили суть. Наконец, Света Камынина сказала:
— Нелли, я вас понимаю. Но, всё равно, будьте осторожны, я вас, как женщина прошу.
— Что мне терять? Я всё равно улетаю послезавтра домой и никогда больше не увижу его.
Актрисы переглянулись, казалось, они на все сто процентов понимали меня. Пожелав мне удачи. Светланы уехали к своим семьям.
***
Эти два дня, что мы были вместе, были самыми лучшими днями моей жизни. Без преувеличения. А время летело, не оставляя мне шанса, заставляя сильнее наслаждаться каждой минутой, проведённой с Вадимом. Мы ездили за город на реку, жарили шашлыки, были на премьере «Первый мститель. Другая война», потому что мне безумно нравился Капитан Америка, гуляли ночью, были на набережной, ели мороженое на пароходной пристани. Вечером последнего дня, я упросила Вадима зайти со мной в магазин тканей. Я долго искала атласные ленты подходящего оттенка и, наконец, когда Вадим уже явно начал скучать и поглядывать на часы, нашла то, что мне было нужно. Яркие, лимонно-жёлтые тонкие атласные ленты, по два метра длинной каждая, улеглись в маленьком, невесомом пакетике, который я с гордостью сунула Демчогу, когда мы приехали к нему в номер.
— Что это? — спросил он, принимая из моих рук мешочек. — И за этим ты ходила? — Он удивлённой приподнял брови, как бы желая сказать мне, что я придаю слишком большое значение мелочам.
— Ага, — ответила я, забирая у него мешочек и вытаскивая его содержимое на свет, — ты же любишь фенечки, вот я и сплету тебе на память обо мне. Цвет, кстати, твоего имени.
Когда я произнесла слова «на память», моё веселое настроение, в котором я, как во сне, пребывала два дня, исчезло без следа. Я вдруг поняла, что сегодня вечером у меня рейс, и что я больше никогда, никогда не увижу его. Должно быть, эти мысли отразились на моём лице, потому что Вадим спросил:
— Ты сегодня уезжаешь?
— Да, - коротко ответила я, начиная плести. — Ты уж не поминай меня лихом. Не говори обо мне ни с кем, не думай обо мне.
— Почему? — Он присел рядом со мной на кровать.
— Примета плохая. Если часто вспоминать человека или много говорить о нём, тот будет несчастен. «Хотя, я и так буду несчастна», — подумала я.
— Говорить о тебе не буду, могу пообещать. А вот вспоминать о тебе… ручаться не могу.
— Ага, запомнишь меня как сумасшедшую фанатку, для которой ты сделал столько уступок, и которая потом улетела к себе.
— Вовсе нет. Нелли, ты очень хорошая девушка, и, поверь, ты забудешь меня очень быстро, как только вернёшься домой.
— Надеюсь, — вздохнула я, заканчивая фенечку и повязывая её на запястье Вадима. — Я пойду, мне ещё вещи собирать. — С этими словами я поспешно скрылась в другой комнате.
***
— Внимание, объявляется посадка на рейс Москва, Домодедово-Богашево, Томск, — прозвучал в динамиках аэропорта холодный женский голос, который даже не понимал, что забивает аллегорический гвоздь в крышку моего гроба.
Я встала с сидения и набросила на спину рюкзак. Робко глядя на Вадима, стоящего рядом со мной, я произнесла:
— Пока, до встречи в другой жизни.
Он обнял меня. Это было так неожиданно, что я несколько секунд просто стояла, не понимая, что происходит, а потом сама обхватила его спину руками, прижимая к себе. Я целовала его губы быстрыми страстными поцелуями, стараясь взять от того момент, что мне давала судьба, как можно больше. Наконец, когда прозвучало повторное объявление посадки, я оторвалась от Вадима, окинув его прощальным взглядом, и направилась к выходу. Я не хотела оглядываться. То, что случилось, надо было стоически пережить. При посадке в самолёт, у меня ещё возникало непреодолимое желание броситься назад, в здание, но, сев на своё место, я поняла, что сделано, то сделано. И как ни хотелось мне остаться, я должна была улететь. Всё время полёта я спала, поэтому только когда пилот объявил, что мы начинаем снижение, и что он просит пристегнуть ремни, на меня навалилась тоска.
Когда я вышла из самолёта и вдохнула воздух родного города, мне стало полегче. Оказалось, что было всего три часа ночи, и ехать домой мне было не на чем. У меня не осталось денег на такси, и я решила просидеть до шести часов, пока не начнут ходить автобусы, в аэропорту. Бросив рюкзак на сидение, я опустилась на широкую лавочку и, подложив под голову свернутую куртку, легла. Время ползло медленно, я успела вздремнуть, но, когда я посмотрела на часы, оказалось, что прошёл всего час. Я достала из рюкзака купленный ещё в Москве журнал и принялась листать его. Так прошло ещё полчаса. До отправления первого автобуса оставалось ещё полтора часа. Пока я запихивала журнал обратно в сумку, объявили о прибытии самолёта Москва-Томск. Это был третий рейс, который шёл через час с лишним после моего. Я встала с лавочки и пошла выбросить мусор, оставшийся от бутерброда.