Нелюдь
Шрифт:
Но платье было красивым — белое, шелковое. Может быть, ты заметил, что я вообще люблю шелковые платья.
Я сразу вспомнил, что Людмила была в зеленом шелковом платье, когда мы встретились в ресторане, и кивнул.
— Ну вот… Еще я достала самое изящное нижнее белье, которое тогда было можно достать. Тогда это была целая проблема, не то, что теперь…
Дело в том, что я все время уговаривала себя, что в сексуальной жизни тоже все будет хорошо. Я совсем не понимала такой холодности Гены со мной. Уж если решил жениться на мне, то
Мне казалось, что это у него от робости, от смущения. У многих советских мужчин бывает комплекс на этой почве.
Я подумал, что Людмила права и это совершенно верное замечание. Особенно это стало заметно сейчас. В восьмидесятом году секс вообще был в «загоне» и о нем было не принято даже много говорить. А сейчас развелось много разных борцов с эротикой в разных формах и видах…
Посмотришь — взрослые мужчины, облеченные властью, а о чем говорят, чем занимаются? С эротикой борются… Пишут что-то, обличают, запрещают…
Я подозреваю, что Людмила права, и что это у них, бедных, все от комплексов происходит. Неправильное половое воспитание, зажатость, комплексы, неудовлетворенность… Отсутствие культуры тоже сказывается. Борются, потому что сами себя боятся. Своей собственной ущербности.
— Я еще подумала тогда, что, может быть, у Гены ослабленная потенция, — продолжала Людмила. — Я заметила, что у многих наших мужчин так бывает, Чем он солиднее на вид, чем серьезнее на нем костюм, чем тяжелее у него ответственный портфель — тем он слабее как мужчина.
Вот я и надела на свадьбу самое красивое и изящное нижнее белье под платье, чтобы ему понравиться и заинтересовать таким образом.
Мне и подруги такое советовали…
Но Гена оставался совершенно безучастен. Он разделся и лег в постель. Я скинула с себя платье и подошла к нему, но он не пригласил меня к себе. Больше я уже не могла молчать и недоумевать. Сколько можно, в конце концов?
— Гена, — сказала я. — Нам, кажется, пора объясниться.
И я сказала ему несколько слов о том, что он напрасно меня боится. Что если у него что-то не в порядке с потенцией, то я ему помогу. Только мне для этого нужно как минимум лечь с ним в постель, а не делать все, стоя коленями на полу и работая только губами…
Рядом спала маленькая Юля и я говорила тихо, потому что боялась ее разбудить.
Гена понял меня и вдруг сказал:
— Ты права. Нам пора поговорить, так что пойдем на кухню.
Мы вышли на кухню — маленькую и заставленную тарелками после нашего свадебного ужина. И вот на этой маленькой кухне, среди тарелок и пустых бутылок я услышала новость — мой муж педераст.
Да-да, он был гомосексуалистом. Да, собственно, отчего я говорю был — он и есть гомосексуалист.
Людмила посмотрела на мое лицо и захохотала радостно и оживленно. Она радовалась тому, что ее сюрприз удался.
Мое лицо и впрямь вытянулось.
— Ты этого не ожидал, да? — спросила
Я был вынужден признаться, что да, не ожидал.
Чего-чего, а такого поворота ее рассказа я не ожидал. Можно было предполагать все что угодно в качество объяснения странного поведения этого Гены, но только не это. Вернее, это — в последнюю очередь.
— Он так мне прямо и сказал, — произнесла Людмила с оттенком горечи. — Он сказал — я педераст.
Видно было, что и сейчас, по истечении многих лет, ей нелегко рассказывать об этом. Не исключаю даже, что я был первым, кому она столь подробно рассказала обо всем.
— Он не «двустволка», — пояснила Людмила, имея в виду мужчин, которые могут иметь секс как с мужчинами, так и с женщинами. — «Двустволок» довольно много, а Гена — полный гомосексуалист. То есть у него что-то с гормонами. Он так считает. Потому что ему просто невыносимо прикасаться к женщине, — сказала Людмила. — Он сказал мне, что просто делает над собой усилие, когда трогает меня. Он объяснил, что у женщин, у женского тела есть какой-то невыносимый для него запах.
Про запах я понимал. Конечно, у женщин есть свои специфические запахи. Но для полных, то есть гормональных гомосексуалистов они нестерпимы. Можно вспомнить одного великого композитора, который стал несчастен именно оттого, что не мог заставить себя прикоснуться к женщине. Ему даже не удалось иметь потомство.
— Одним словом, Гена сообщил мне, что он был просто вынужден вступить в брак, потому что в противном случае его никто бы не повысил в должности, — сказала Людмила, — и он потому и женился именно на мне, что был абсолютно уверен — я буду молчать. Мне некуда деваться. Что же я, дура совсем, что ли? Все-таки теперь у меня есть муж, дом, мне есть на что содержать дочку… Это ведь немаловажно.
«А в том, что к Юле я всегда буду относиться как настоящий отец, ты можешь не сомневаться», — сказал он мне тогда. И, надо сказать, он не солгал. Действительно, он очень полюбил мою дочку и стал ей настоящим отцом. Искренним и любящим.
И ту ночь я была в полном отчаянии. Все складывалось так сказочно, так великолепно… Это была просто сказка про Золушку. Жила-была девочка-замарашка и все у нее было плохо. Вдруг появилась Фея в лице ответственного партийного работника и осчастливила ее.
А потом вдруг все оказалось так ужасно. Ведь ты понимаешь, я нормальная женщина. И мне хотелось ею оставаться. Конечно, я даже очень радовалась, что больше мне не придется заниматься проституцией и отдаваться за деньги разным негодяям. Но ведь и совсем отказываться от половой жизни я тоже не собиралась.
А Гена объяснил мне, что он просто физически не может иметь со мной ничего. Вот как все обернулось.
Напоследок он сказал мне:
— Ты привыкнешь. Все будет хорошо. Пока что иди спать на диванчик. Через месяц-другой мы получим новую квартиру и у тебя будет хорошая кровать. А Юле сделаем детскую.