Нелюдь
Шрифт:
Он гладил каждый шов, каждую складочку, аккуратно раскладывал вещи. В холодильнике стояла бутылочка пива, которое он выпивал после. Пиво он пил всегда после стирки и глажки, это было как бы наградой за домовитость и старательность. Некий давний ритуал.
Скелет раскладывал белье и рубашки по ящикам комода тоже аккуратно, одну вещь к другой, а потом садился на чистенькой кухне и пил свою бутылочку пива «Балтика № 1», с удовольствием думая о том, как у него уютно и какой он хороший хозяин.
Только дома, в одиночестве, он неосознанно расслаблялся и как бы позволял себе становиться самим собой.
Он
За стенами дома, за окнами была жестокая жизнь, которой он жил. Он умел стрелять в людей, он умел мастерски бить ногами насмерть. Он знал почти все мерзкие тайны криминального Петербурга и вообще был, что называется, «своим» человеком.
Но в эти часы, когда он сидел на кухне, расслабившись, в одиночестве после ванны, стирки и глажки белья… Ему бы сейчас жену полненькую, с бигудями и в симпатичном розовом халатике… Чтобы она бухтела что-нибудь насчет дороговизны и безответственного отношения Скелета к семейному бюджету. И детей — двоих, обязательно двоих — мальчика и девочку. Чтобы девочка заплетала куклам косички, а мальчик собирал конструктор.
И чтобы главной проблемой для Скелета было, как купить дочке ко дню рождения то, что она хотела, а именно — мебель для Барби…
Но наступал час, звонил будильник, Скелет вставал, переодевался, повязывал шелковый галстук, и оставалось только ждать звонка в дверь.
В дверь звонили, приходила очередная девушка. И ее встречал выбритый, роскошный Скелет, который небрежно целовал ее в щечку и отрывисто спрашивал с порога:
— Принесла, что я просил?
Одну девушку звали Оля, другую — Марина, третью — Лиза. Одна была блондинка, другая — брюнетка, третья — шатенка. А как вы думали? Во всем должно быть разнообразие, в особенности у такого «крутого» человека, как Скелет…
Он никогда не пользовался услугами проституток. Вот с этим уж он, как ни старался, ничего не смог поделать. Проститутки и услады с ними оказались не для него.
Скелет раньше уговаривал себя, что это обязательно нужно, что это хорошо и что все так делают. Он пробовал несколько раз, но никак не мог преодолеть себя.
Отвращение брало верх. Он даже не мог возбудиться как следует. Так, заставлял себя что-то одним усилием воли, но все равно ничего путного не выходило.
— Блевать тянет, — признался он как-то раз сам себе, да и то тайком. Дело тут было даже не в брезгливости. Просто он не мог видеть их рож. Были среди проституток красивые, были даже образованные и довольно богатые. Валютные, из дорогих гостиниц.
Но не мог… Не мог себя заставить, как ни старался. Уж слишком велико было презрение к ним. Скелет не мог заставить себя относиться к ним как к людям, хоть даже в малой степени. Лживые грязные животные, да еще пытающиеся вести себя, как люди…
Нет, он бросил эти попытки.
Все три женщины, посещавшие его, были обычные русские матери-одиночки. У каждой сбежал муж, каждая мыкалась с ребенком на руках между детским садиком и работой. Каждой хотелось любви, хотя бы частичку. Хотя бы суррогата.
Однажды представители третьего сословия в Генеральных Штатах задали королю Людовику следующие вопросы:
— Чем является во Франции третье сословие?
И
— Ничем.
— Чем оно хочет быть?
И ответили сами же:
— Чем-нибудь….
Как говорится, скромненько и со вкусом.
Вот эти три женщины и хотели быть чем-нибудь. Пусть не женой. Пусть даже не постоянной любовницей. Чем-нибудь.
Чтобы не только матерью дома и учительницей или лаборанткой на работе… Скелет добросовестно устраивал им праздник. Для каждой — отдельно. Они знали это и поэтому всегда охотно откликались на его приглашения. Правда, приходилось куда-то пристраивать ребенка на ночь. Скелет не отпускал от себя до утра. Так что мамочке приходилось бегать по подругам и соседкам и как-то устраивать ребенка. Но ни одна из них наутро не пожалела об этом.
Скелет никогда не жалел денег. Он вообще не был скаредным человеком от природы, а его несчастная необходимость постоянно доказывать свою «крутизну» и вовсе заставляла его почти что сорить деньгами.
Как не показать женщине, что он «крутой мэн»?..
Скелет ставил музыку, желательно классическую, и они садились выпивать. В музыке, особенно классической, Скелет ничего не понимал, и если бы с ним завели об этом разговор, получился бы форменный конфуз. Но он знал, что под Вивальди очень хорошо соблазнять женщину, кружить ей голову. В особенности для этого подходит цикл «Времена года»…
А вот заниматься любовью Скелет любил под Бетховена. Что-нибудь громкое и патетическое…
Того же Бетховена он приберегал и еще для одного случая. Когда после тяжелого дела, драк и кровавых «разборок» он приходил домой, то напивался в одиночестве. Голова становилась тяжелая, наливалась кровью. Той кровью, которую на этот раз вновь из него не выпустили… Для этих случаев подходила музыка Бетховена «К Элизе». Скелет всегда в таких случаях ставил именно ее.
Он сидел на стуле и смотрел в окно, в темный квадрат окна. Он не видел того, что происходит на улице, не видел даже оконных переплетов. Перед Скелетом был просто черный квадрат, наподобие того, что возбудил как-то воображение Казимира Малевича…
Просто черный квадрат, как воплощение геометрического ужаса и безысходности жизни.
Бетховенская мелодия «К Элизе» идет как бы по спирали. Она тревожит, бередит сердце чем-то несбыточным, но прелестным, и вдруг завершается новым всплеском звуков. И вновь повторяется. И вновь, и вновь…
От этой музыки становилось полегче — сердце отпускала томительная безнадежность, и, выражаясь по-пушкински, печаль Скелета «становилась светла…»
Мне грустно и легко, Печаль моя светла…Скелет и очередная Оля, Лиза, Марина сначала слушали Вивальди, а потом, когда приходило время и тела звали их принять горизонтальное положение — Бетховена.
Наутро Скелет нежно целовал девушку в щечку и говорил ей небрежно:
— До скорого. Я позвоню.
В такие ночи он бывал нежен — настолько, насколько мог себе это позволить не выходя из имиджа «сильного человека». Женщина бывала счастлива. Она бежала к соседке за ребенком, одевала его, тащила в детский садик, потом торопилась на работу и все невольно повторяла про себя: «Какой мужчина!»