Нелюди, противостояние III. Остров
Шрифт:
– Да, – словно под гипнозом слов Агнесса Францевны согласилась Тоня, – но только вряд ли бы они использовали лопаты…
Некоторые из островитянок заохали, кто-то по-бабьи запричитал. Апеллировать «представителю наркома» на последнее высказывание было нечем.
– Много? – Спросила дрожащим голосом кто-то из девушек.
– Две лопаты… – ответила бурятка упавшим голосом послушно прижимаясь как ребенок к одной из женщин, пожалевших ее.
– Могил?! – Повысила, не сдержавшись голос Мария.
– Несколько, пять или шесть… – не выдержав заплакала бурятка, дав волю чувствам.
Ее принялись все успокаивать. Агнесса Францевна прогремела деревянным табуретом в углу.
– А незачем шляться где не надо! Да и зачем у нас мужчины? – Она поднявшись вздохнула полной грудью, – это их стезя бороться с врагами и прочими проявлениями зла…
– Вам бы Агнесса Францевна батальоном командовать, – Петров стоял в проеме дверей, с ухмылкой созерцая сцену возвращения «блудных дочерей» – а еще лучше парадом на красной площади…
– А вы товарищ Петров, – Агнесса Францевна поднялась на носочках, ее глаза наполнились гневом, от вида которых многие из женщин поежились, но неё оппонент, – в чем сомневаетесь?.. в том, что мужчины обязаны выполнять мужскую работу, или хотите сказать, что высший состав офицеров победоносной Красной Армии, чьи представители командуют парадом в Москве укомплектован из женщин подобных мне, хоть… заметьте(!) и вполне решительных. Вы… – она выдохнула и так же быстро вздохнула полной грудью и выдохнула снова, – кого пытаетесь сейчас оскорбить?
Егор поднял обе руки с открытыми ладонями вверх «капитулируя» перед ее натиском.
– Пойду соберу мужчин для осмотра оскверненных могил.
Все выдохнули с его уходом. «Предгрозовая атмосфера» разрядилась. И женщины дружно продолжили успокаивать «опальных» девушек.
Агнесса Францевна победоносно взглянула на Марию. Конечно она знала о ее симпатии к Петрову. Ее внутренне даже веселило, что девушка выбрала нейтральную позицию. Мария же не желала признавать ни «восставшего из мертвецов» Егора, ни предавать его вставая открыто под знамена «наркома». «Торпедированная» проницательностью Агнессы Францевны она погрузилась в общую атмосферу поддержки девушек, переживших тяжёлое потрясение. Визуально. И вполне театрально. Про себя улыбаясь, вспоминая одну из чеховских постановок и роль в которой она играла после съезда представителей старших товарищей по партии.
Петров ни чему не улыбался. Да и сцены в его жизни были в основном ужасными, кровавыми и вспоминать ему их не хотелось, но и забыть было невозможно. Как и не хотелось ковыряться в могилах, тем более в которых уже кто-то порылся. И неважно кто – зверь или осквернитель могил. Но идти пришлось. Взял двоих. Молодых активных. Главное из не суеверных.
Кондрат Астафьев. Крепкий парень весельчак со свёрнутым в сторону носом, закалённый службой на северной границе. И до этого в стыках с «лесными братьями» в Прибалтике.
Валера Боткин – спортсмен байдарочник. Вечно улыбающийся, безмерно тянущимися губами. Не участвовал в Великой Отечественной по молодости лет, но отличник военной и политической подготовки на службе в армии в после военной Европе, где приходилось помогать местным властям брать в плен остатки не сдавшихся в плен недобитых нацистов. С его слов – «приходилось и пострелять».
Но как-то у всех троих сразу пропала закаленная в боях решительность. И безмерная веселость. Хотя с чего бы? – частокол перекошенных и сломленных крестов, поросших мхом неуклюжих могильных камней. И за всем за этим – бугры. В полумраке леса кажущееся телами лежащих людей. Звуки? Нет, напротив – настораживало их полное отсутствие. Ни птиц. Ни насекомых. И даже ветер затих словно притаился за кроной деревьев. Все вокруг ждало чего-то. Или кого-то.
Хрустнул веткой под ногой Кондрат. Виновато взглянул на Петрова.
– Непростительно для бывшего военного, – Егору собственный голос показался фальцетом подростка, встретившего в подворотне группу хулиганов. Он тяжело вздохнул, заметив в руке «байдарочника» палку напоминающую весло.
– Если не пойдем… – Задумчиво проговорил Кондрат, вглядываясь в сгущающуюся тьму окраины леса, тесно граничащую с погостом, – могилы сами к нам не придут…
– Это точно. – С подтверждением Петрова все облегченно вздохнули и с намеренно создаваемым шумом направились к кладбищу.
На деле всё оказалось на таким мрачным. Да могилы. Да разрыты. Есть лопаты, кинутые словно не нужные. Оброненный буряткой цветастый платок. Ни тел. Ни духа, ни слуха. Слух их кстати стал заполняться шелестом деревьев. Редким, но далеким щебетанием птиц. Стрекотом сверчка. И «ухнул» где-то неподалёку филин.
– Тьфу! – Плюнул Валера, обезоруживающе улыбаясь и бросая в сторону свое оружие – «палку-весло».
– Трижды тьфу. – В подтверждение своих слов трижды плюнул через левое плечо «не суеверный» Кондрат.
У Петрова почему-то пересохло во рту – не до плевков. Зажигая факел он быстрыми «выстрелами» глаз осмотрел деревянные таблички ближайших валяющихся к нему трех крестов. Даты смерти расходились между собой лишь днями, датированные июнем третьего года войны. А имена. Имена нерусские. Написанные латиницей.
– Бека… бека… нур, – пришел на помощь с задатками «лингвиста» «байдарочник», – топ… тописан… – Петров молчал, ожидая окончательного результата. – Странно…
– Очень. – Согласился он с Валерой.
– Чем? – Кондрат с опаской заглядывал, светя зажжённым факелом в разрытые могилы.
– Кресты… – В свете пламени факелов глаза Валеры блестели, и его натянутая улыбка не придавала никому уверенности. – Кто их ставил? Староверы… допустим… кресты – русские, имена нерусские. Не странно?
– Нет. – Смачно плюнул в могилу Кондрат. – Тебя как члена ВЛКСМ за подобные знания, взгляды – за согласие с поповскими ритуалами погребенья, исключили бы из членов как минимум, а как максимум, я даже озвучивать не хочу.