Нелюди, противостояние III. Остров
Шрифт:
Ей сдавило горло. Ноги стали ватными, она цепко ухватилась за поручень борта, кидая второй рукой папиросу за борт. Кочубей поддержал ее. Подождал несколько мгновений.
– … время было такое. Запутано всё… Вяземский – это вообще отдельный разговор, – Кочубей сплюнул с ненавистью за борт, – долго выкручивался «вражина» умело аргументируя все. За него хлопотали, не веря фактам, сверху давили заставляли перепроверять неоднократно, даже была попытка организации побега… затем, видимо его лекарства перестали действовать (специалисты
Ксения втянула голову в плечи покрытые поверх дубленки шерстяным одеялом.
– Хочешь знать подноготную этого профессора медицины в области психиатрии? – Майор развернулся к ней всем телом.
Она в ответ интенсивно замотала головой – еще одно любое слово об этом чудовище принесло бы ей нестерпимую боль.
– Ну, ну … пойдем, – Кочубей по-отчески обнял ее за плечи, – уже недолго осталось… там уже будет суша под ногами, свежий воздух природа… да и делом займемся, не до переживаний будет.
Проснулась Ксения внезапно. От топота шагов. Сердце молотило, сотрясая всё тело. На часах полночь. Дверь в каюту с предварительным стуком открылась. В проёме едва различимая во мраке голова Абакина.
– Епифанцева! Давай подъем!
– Что там? – Она потянулась за одеждой. – Прибыли?
– Нет, но положение серьезное. Паника там у моряков…
Через пять минут была на палубе. Влажность покрыла лицо освежая и пробуждая. Толпа темнела возле правого борта. Луч прожектора шарит по водной ребристой глади.
– Не ошибся?! Точно? – Голос лейтенанта, переполненный тревоги, донесся до Ксении.
– Да ну нет… товарищ лейтенант второго ранга, – вахтенный матрос широко раскрыл глаза, – я их насмотрелся… в памяти плотно вместе с кровью и смертями товарищей осели…
– Да, да…– не отрывался от бинокля командир катера.
– Что лейтенант!? – Кочубей появился на палубе с сонным лицом, но одетый и подтянутый словно только вернулся из штаба.
– Лодка, – Лейтенант, отдавая честь приложил руку к шапке, – товарищ майор, – он ухмыльнулся, пожав плечами, – вахтенный матрос….
Ксения ощутила нехватку воздуха. Моряки. Суета. Тревога в голосе лейтенанта. Все это она внимала со стороны. Отрешенно. Тяжело дыша. Слышала доклад, до конца не понимая его.
– … во время несения ночного дежурства заметил погружение немецкой подводной лодки, класса 7, типа 7-B, после чего он поднял тревогу, я сам поднявшись на мостик, заметил след от уходящего под воду перископа….
– Как он ее классифицировал, по каким признакам? – Перебил с тревогой в голосе Кочубей. – Старший матрос!?
– Товарищ майор, – голосом, переполненным обиды, каким доказывают свою правоту люди тем, кто потерял в них веру, – я же на торпедном катере три года день в ночь отбомбил, – тело матроса «свела судорога», – мы же охотились за ними на Балтике! Я не мог ошибиться…
– Торпеда! – Крикнул стоящий возле прожектора матрос, – указывая рукой вдаль.
Лейтенант, не отрывая глаз от бинокля закричал, отдавая приказы:
– Рулевой лево руля! Полный ход! Грач к пушке!
Матросы разбежались выполнять приказы.
Дыхание Ксении прижимающейся к надстройкам катера ускорилось.
– Играют они что ли?.. – пробубнил командир катера занимая лучшую для себя позицию, – мы ж не танкер… будем маневрировать.
Члены следственной бригада оказались лишними на палубе.
– Держитесь товарищи и прикройте головы…
Как и чем Ксения не слышала – грохот стреляющей пушки рвал перепонки. Ворвался в разум. Отрезвил. Стал вдруг толчком к нормальному дыханию. И поиску оптимальной позиции для сохранения жизни.
Сжавшись она села на корточки держась одной рукой за металлическую скобу возле двери, ведущей в трюм, второй прикрывая голову. Катер сотрясало от выстрелов. От резкого маневрирования Ксению качало из стороны в сторону. Она уже двумя руками вцепилась в скобу, но это не помогало – билась головой, и больно локтем о металл конструкций катера. Рядом хлопала открывающаяся и закрывающаяся дверь. Сквозь шум боя доносился мат, торопливые приказы… Брызги холодной забортной воды накрывали ее, дрожащую от страха и внутренне уже приготовившуюся к самому худшему.
*
– Чтоб я так жил! – Восхищенный голос Кондрата донёсся из соседней комнаты основного сруба обнаруженного ими деревянного комплекса.
Тени от зажжённой, как позже выяснилось керосинки, заиграли на полуоткрытой двери комнаты.
– Да, мля… мляха… мляшечка, – удивление учителя, выраженное в столь несвойственной ему манере, заставило Егора оставить осмотр спальных помещений. Делал он это поверхностно, найденным на полу фонарем путевого обходчика светя из коридора в темноту комнат.
– Что тут у вас!? – Он заглянул в помещение откуда доносились возгласы и шум передвижений. Фонарь выпал из рук Петрова стукнувшись звучно о пол.
Кондрат держал в руке консервную банку и смотрел на нее очаровано, сам же он стоял посередине помещения заставленного ящиками бочками, туго набитыми мешками. Учитель освещал керосинкой все это богатство. Их тени колыхались на стенах с торчащей из щелей и стыков паклей.
– Чего тянешь? Открывай… – Голос Егора дрогнул, горло перекрыл поток слюны.