Нелюди, противостояние III. Остров
Шрифт:
– Знаешь… – он снова сглотнув повернулся к ней разглядывая ее красивое худощавое лицо в прощальных сполохах заката, – а ты ведь отчасти права… точнее, – Егор, покачав головой отвернулся, – полностью права. Я хотел бежать…
– Куда, Егор, куда!? – Она обошла его встав перед ним глядя поочередно в его «пустые» глаза, – а главное – почему?
– Я боюсь…
– Что!? – Мария отпрянула от него разглядывая уже с головы до ног как что-то не земное не помещающееся в рамки ее сознания. – Ты защитник Родины, прошедший всю войну, ужасную и кровавую войну! Ты герой-орденоносец!? Не смеши меня, а!.. – голос Марии «надломился» в крике.
– Я видел нашу смерть… – В глазах Егора испуг, он отвел взгляд в сторону и быстро словно причитая заговорил: – понимаешь время от времени я вижу видения. Я не знаю откуда это! Но я видел – смерть четко твою, мою и.… ещё многих из нас и поэтому…
Мария удивленно с недоверием смотрела на стоящего перед ней еще не так давно идеализированного ею мужчину.
–… я понимаю, в это трудно поверить, но это так… – Он, взглянув ей в глаза отвернулся снова осознавая, что стоящая перед ним комсомолка вряд ли поверит ему и подбирал слова способные убедить ее, – те военные подвиги о которых ты упоминаешь, это тоже следствие этих ведений… я видел гибель своих товарищей по окопам, атакам и свою среди них. Я просто трусливо уходил в другую часть обороны или на другой фланг атаки, только после боя я узнавал, как погибли мои однополчане… Но ты же понимаешь… – Он снова повернувшись заглянул ей в глаза, словно в поисках поддержки, – мне бы никто не поверил… я пытался. Но надо мной смеялись. И что еще страшнее – многие из тех, кто слышали мой рассказ погибали… выжившие сторонились меня. Это еще одна из причин почему я прекратил делиться своими видениями…
– То есть… – Мария, не скрывая своего недоверия снова произнесла первое, что пришло ей на ум: – ты поэтому мне сейчас это рассказал? Я тебе так надоела?
– Зря я тебе рассказал…– он отвернулся, разглядывая небо, отражающееся в водах бегущего рядом ручья и предпринял еще одну попытку: – Там, где я появлялся солдаты, не просто гибли от смертельных ранений, их рвало буквально в клочья и.… это стали замечать командиры и видя связь со мной… отправляли меня в самое пекло стараясь избавится или при первой же возможности переводили в другие подразделения. Я видел страх в их глазах и даже… в глазах политруков. Политработников, кто своим присутствием поддерживал дух солдат в тяжелых условиях войны, даже они…
– Да, Егор!!!– Мария резко схватила его за руку, почему-то холодную как у мертвеца. – Это же всё суеверия… пережиток прошлого…
– Ну да, что противоречит идеологии коммунистического строя нашей страны…
– Именно! И…
Её прервал раздавшийся крик. Крик живого существа, могло показаться человеческий, но настолько наполненный страданием, что больше похож на умирающего в мучениях зверя. Лес затих после разнесшегося по его просторам ужасного эха.
– Где это!? – Мария задрожав от страха прижалась к мужскому телу.
– Кажется у источника… – Неуверенно проговорил Егор, переходя на шёпот.
– А кто там сегодня?
– Измайловы…
Крик повторился затяжным воем и прервался с замирающим хрипом. Затем донесся победоносный триумфальный возглас и рык. Что-то между человеческим и животным. Размножаясь новым эхом затих.
– Вадим?.. – Мария сжалась от страха.
– Не обязательно. Так могла кричать и женщина… от ужаса.
– Валя… – Мария отпрянув от Егора встряхнула его безвольное тело пытаясь заглянуть в глаза, проникнуть в его разум, «достучаться» до него, – Ты еще можешь им помочь! Мне… себе в конце концов.
Блеснули его глаза во мраке – свет вышедшего из-за туч месяца отразился в них. Словно в ответ Марии донесся возбужденный звериный крик.
– Ты еще не поняла? – Отрешенно усмехнулся Егор, отстраняясь от девушки. – Нам уже никто не поможет. Мы уже фактически умерли.
Она оттолкнула его, взглянув с отвращением как на слабое бесхребетное существо уже сдавшееся и неспособное бороться. Не способное защищать. Человек чьи навыки, приобретенные в момент армейской подготовки и опыт полученный во время войны делали из него оружие по крайне мере способное защищать. Человек, на которого она смотрела еще пару недель назад с восхищением. Видела в нём героя. Своего героя! Такого же как отец, её отец. Прошедший войну, и не прогнувшийся под внутренними интригами тоталитарного режима.
– Не забудь поставить памятник самому себе, – отворачиваясь в сторону Мария зло процедила сквозь зубы, – как напоминание – «символ страха и трусости» оправданный суевериями. Жаль не кому будет прийти и плюнуть на твою могилу…, да ты и этого то, не достоин!
Безволие и слабость ошибочно возведенного в ранг «идеала» мужчины внезапно придали ей сил. Она побежала. Дорогу ей освещал месяц. Кажущийся из-за слабой подсветки закатом – тонким окровавленным серпом, которым жнецы вместо пшеницы срезали человеческие тела. Или это были режущие плоть жрецы, древних народов в моменты кровавых обрядов жертвоприношений…
Её ноги утопали по колено во влажной траве. Ветки кустов больно хлестали по лицу, мешая бежать, она спотыкалась о «вылезшие» из почвы корни деревьев, но Мария бежала. Бежала навстречу вероятной смерти. Где-то слева визгливо пролаяла лисица то ли защищаясь, то ли предупреждая ее, но это никак не отразилось на движении бегущей девушки. Тяжело дыша Мария неслась уже по густой заросшей мелким кустарником просеке, возможно бывшей тропе или даже дороге вековой давности.
До неё донесся еще один крик: пугающий, сдавленный, страшный. Крик дикого зверя. В ответ раздался молящий с завыванием и резко прерванный. Так просит о пощаде человеческое существо, уже не способное в словесной форме выразить отрицание и неприятие происходящего. И снова звериный победоносный. Переходящий в хохот. Ужасный и однозначно нечеловеческий. Лес замер, слыша эту невидимую и однозначную сцену. Бегущая слышала стук своего сердца готового вырваться из груди.
– Дура ты… Машка… – Подбадривала она себя на ходу, – на придумывала… себе там чего-то… мой мужчина. Герой.... Трус!
Несколько раз она сбилась с пути. Но быстро находила дорогу.
Ей казалось, что она бежит не туда и счет времени потерян, но внезапно она наткнулось на Вадима, не добегая до источника питьевой воды, расположенного в полу километре от лагеря. Он стоял на четвереньках и кричал. Точнее открывал рот, не производя необходимого так ему крика.
Его лицо искаженно в ужасной маске. Глаза на выкате, не видящие никого. Даже в вечерних сумерках было видно его одежда шея и часть лица испачканы. И судя по цвету кровью. По направлению его движения было понятно – он «бежал» от родника, очень медленно «на четырёх конечностях» в никуда, куда угодно, подальше от пережитого им.
Мария не остановилась на долго возле него, понимая бесполезность этого действия. Тем более что она уже видела слабый электрический свет фонаря за деревьями возле родника и мелькающие в этом свете тени. Она сжимала в руке ребристую ручку охотничьего ножа выставляя его остриём вперед, бегущая защищать, возможно и убивать, бегущая умереть в бою за жизнь, свою и других…
Другие её сотоварищи по несчастью появились у источника раньше, лагерь был намного ближе чем «последнее свидание» Марии с Егором. Женская часть пришедшей группы к источнику стояла с прижатыми к лицам руками, не сдерживающими их причитаний и плач. Мужчины, вооруженные ножами, кто топором кто-то просто палками, слабо потряхивали своим оружием, но больше от страха, чем проявляя готовность к войне.