Нелюди, противостояние

Попов Василий Львович

Его рвало. Становилось легче, но ненадолго. Снова рвало. И он снова шел.

«Жить и убивать тварей… жить… и убивать».

Деревья обняли его своими толстыми ветками и уложили спать в ковер из хрустящей, почти черной листвы. Туман, а затем и вечерняя мгла укрыли его своей промозглостью. Но Ильичу было тепло. Он улыбался, погружаясь в заботливое покрывало смерти. Ему виделась колыбель, раскачивающаяся на плетеных ветвях, и слышалось убаюкивающее пение. Он засыпал, умирая, или умирал, засыпая…

– Что

с вами, оберштурмфюрер? – Майор жандармерии переходил на визг. – У нас здесь фронт, а не театр, не развлечения… Что вы устраиваете? Даже то, что вы являетесь любимчиком группенфюрера, не делает вас недосягаемым; есть приказы, и извольте их исполнять!

Лицо Людвига выражало усталость и недовольство. Он не понимал возмущений жандарма.

– Я их и исполняю. – Он переминался с ноги на ногу, желая сесть.

Наконец-то майор остыл и проявил снисходительность, указав на стул. Сам сел напротив, закуривая.

– Откуда вы родом?

– Берлин.

– Берлин… – мечтательно произнес майор. – Я не был дома с 39-го. – Минутная пауза. Худое лицо жандарма вновь стало суровым, глаза – стеклянными. – У вас есть приказ уничтожать! Что за привычка таскать пленных к себе?! Эта русская…

– Психологический опыт.

– Послушайте, после ваших опытов в батальоне стали обнаруживать спрятанных русских женщин. – Майор, не выдержав, разлил из фляги шнапса и выпил залпом. – Это подрывает моральный дух солдат. Они идут в бой не уничтожать противника, а искать себе очередное развлечение. Жестокость и дисциплина!?

– Это девиз нашего подразделения. – Людвиг был спокоен.

– Хватит мне ваших сказок, хватит! – Майор подпрыгнул, уронив стул. – Еще один пример, негативно влияющий на солдат, и я отправлю вас в штрафной батальон, можете там разлагаться, сколько хотите! И ни одна протекция не поможет вам…

– Я не понимаю вашей истерии, господин майор, мое подразделение делает все для победы, для фюрера. Мы уничтожаем население, я выполняю прямой приказ рейхсфюрера.

– Меньше личных контактов, оберштурмфюрер, меньше патетики и зрелищ! Неужели вам самому не противно? – Майор, подняв стул, сев и налив, выпил еще. – И что с вашим свидетельством по берлинскому делу?

– Я дал показания, и понятия не имею, на какой стадии…

– Майор! – раздался голос из-за брезентовой занавески, словно призыв умирающего. – Майор…

Жандарм круглыми от удивления глазами посмотрел на Людвига, застывшего с рюмкой шнапса возле рта. Осознание того, что они не одни в деревенском доме, пробежало по лицам обоих офицеров.

Послышалась возня и ненормативная лексика из-за брезента, имитирующего дверь. Шаги приближения. Оба офицера медленно поднялись. Рука жандарма потянулась к кобуре. Рука Людвига со шнапсом – к столу.

Из-за занавески вышел человек в черной форме. Словно демон из преисподней. В петлицах и на полевой пилотке в свете проявились символы подразделения – СС. Человек вытирал лицо, сбрызнутое водой.

– Хайль Гитлер! – спокойно произнес штурмбанфюрер Леманн. – Не даете поспать спокойно…

– Хайль… – проговорили нестройно офицеры.

– У вас еще есть дела в батальоне, майор? – устало спросил штурмбанфюрер.

– Так, пара нарушителей…

– Займетесь ими сейчас? – Он бросил перчатки на папку с делом Людвига.

– Так точно! – поднялся майор, с пониманием и неприязнью косясь на Краузе.

– И кто-нибудь здесь сделает кофе… нам с оберштурмфюрером? – Голос Леманна загремел, как гром, приводя в движение весь дом, оказавшийся «обитаемым», и он более тихо бросил: – Не стойте столбом, Людвиг, садитесь.

Пока штабные офицеры суетились вокруг их стола, Леманн листал бумаги, оставленные майором. Людвиг с интересом наблюдал за легендарной личностью. Мощное тело, бычья шея, неприятные глаза. Говорят, он попал в немилость «за несоблюдение субординации» и был отправлен на восточный фронт куратором. Временно. Но Краузе слышал другое.

– Для вас новая вводная, оберштурмфюрер, – глотнул кофе человек, обладающий взглядом, смотрящим «сквозь тебя». – Необходима небольшая коррекция в вашей работе. Как, кстати, ваши люди, справляются?

– Пока все в порядке. – Людвиг делал мелкие глотки противного эрзац-напитка.

– Не все выдерживают в расстрельных командах, – оценив степень непонимания на лице Людвига, пояснил Леманн. – Не слышали о случае с рейхсфюрером в Минске, возле расстрельной ямы?

– Так, в общих чертах.

– Да вы пейте, пейте! – Леманн кивнул на шнапс, видя, как морщится от кофе Людвиг. – Не все выдерживают… – Он усмехнулся «оскалом» маньяка. – Не все…

Штурмбанфюрер встал, открыл дверцу русской печки и бросил туда папку с бумагами на Людвига.

– Разрешено набирать для черной работы из прибалтов, русских и украинцев, пока только из этнических немцев. – Они оба смотрели, как в огне сгорали кляузы на оберштурмфюрера. – Подборкой кадров занимайтесь сами.

– Мне кажется, в этом нет необходимости.

Они посмотрели друг другу в глаза. В глазах – понимание и блеск, отражающий огонь. Улыбки на лицах, схожие с улыбками демонов с древних фресок.

– Подумайте. А теперь непосредственно о задачах вашего подразделения.

Офицеры сели за стол друг напротив друга. Два человека в черных одеждах. Два черных существа.

Сухие ветки кололи лицо. В голове тяжесть. С трудом открыв глаза, Ильич едва сфокусировал взгляд на предметах – из раздвоенных они собирались в целое. Во рту сухость. Справляясь с неподвижностью конечностей, он поднялся и шатаясь пошел к реке…