Нелюди, противостояние
Шрифт:
– Переход сегодня, плоты и спуск завтра! – Голос Ильича звенел среди шума реки.
– Есть, командир! – по-военному отдал честь Семенов.
Лица милиционера и начсклада светились. Они, видимо, до конца не верили в запланированное Ильичом. Такими он запомнил их навсегда.
Перешли не без трудностей, но быстро. Семенов едва не ускользнул в поток за мешком с остатками провианта. Выпив из фляги и растеревшись остатками, едва подсушив одежду, почти прижались вплотную к костру.
Людвиг вернулся с восточного фронта. Повышение по званию. Погоны оберштурмфюрера и железный крест притягивали взгляды людей на заполненных улицах Берлина. Все видели героя в молоденьком офицере. Все, кроме матери. Гертруда встретила сына на пороге их небольшого и уже слегка поникшего поместья. Матери было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло с сыном за промежуток в два месяца. Точнее, что сделал он. Всхлипывая, она отхлестала его по лицу своей морщинистой рукой.
– Не надо, мама. – Людвиг перехватил ее руку и нежно прижал старушку к себе. – Это рано или поздно должно было случиться. Ты же знаешь…
Она еще долго рыдала, сгорбившись возле кованого забора, ломая от досады ветки ею же подстриженного кустарника.
Сидя напротив сына за ужином в свете свечей, она задала лишь один вопрос:
– Кто это был?
Взгляд синих глаз сына застыл на пламени свечей. Он махнул вилкой в воздухе, словно дирижерской палочкой в такт звукам доносящейся музыки.
– Это был солдат, мам, спешу тебя уверить, такой же солдат, как и я…
Людвиг скинул кусок недоеденной телятины на пол собаке. Отпил вина и мягко проговорил:
– У меня короткий отпуск, и мне надо развеяться. – Он, сняв салфетку и бросив ее на стол, театрально поклонился. – Я приглашен на вечер! Ты помнишь Георга? Мы учились вместе. Его младшая сестра окончила музыкальную школу по классу фортепьяно, грядет большой концерт, и я среди званых гостей.
Гертруда уронила руку на колени. Вилка упала на пол. Сын оказался рядом. Подняв прибор и поправив челку, он взглянул в блеклые глаза матери.
– Когда обратно? – раздалось чуть слышно.
– Завтра…
Она поправила белокурые волосы сына и зарыдала снова, закрыв лицо руками. Она просидела за столом всю ночь. Это была самая долгая ночь в ее жизни.
Людвиг был в центре внимания. Его просили рассказать о героических подвигах, о русских, о ближайших перспективах, о точной дате завоевания и порабощения вермахтом второсортных наций. Молодой человек вглядывался в светящиеся глаза и лица, понимая: как все они далеки от истины – они видят в войне лишь триумф и его празднование. Они даже не предполагают, как воняют окопы, что такое вши и как быстро распространяется запах неубранных трупов.
Даже офицеры, старшие его по званию, но застрявшие вдали от фронта, смотрели на него как на реликвию. Тем более, это был их знакомый. Или знакомый их друзей или родственников. Что говорить о женской аудитории. Взгляды полны восхищения и обещания любви до гроба. Людвиг танцевал со всеми. Он был нарасхват.
Складывалось впечатление, что он был виновником торжества, а не эта милая, с припухшими губами шатенка. Марлен. Он помнил ее пухлой милой глупышкой, которая строила ему глазки, когда он приходил в их дом после учебы. Она уже тогда оказывала знаки внимания, принося ему с кухни земляничные пирожные. А они смеялись с Георгом над ее смешной дикцией.
Теперь же она стояла возле своей матери, с томными глазами поглощая каждый жест, каждый взгляд внезапно появившегося героя. Она рвала салфетки, ревниво глядя на очередную партнершу, кружащую с ним в танце. Он видел это. И это кружило ему голову.
Людвиг не хотел останавливаться. Не хотел слушать расспросы о перспективах армии. Не хотел рассказывать – он устал. Он хотел лишь одного. И с каждым па танца он шел к этому. Когда музыка затихла, он отказал новой партнерше и, поклонившись публике, извинился и призвал всех попросить милую Мадлен исполнить одну из сонат, которая возвысила ее над всеми остальными конкурсантками.
Мадлен, слегка покраснев под аплодисменты, сделав неуклюжий шаг к роялю, остановилась. Но собравшись, грациозно поплыла к инструменту. Она села за него. Собравшиеся выдохнули. Людвиг затаил дыхание.
Играла она божественно. Не раз слышимая всеми мелодия известного мастера была слегка переделана девушкой. Она наращивала и замедляла темп, добавив несколько нот и пауз.
Георг схватил Людвига за руку и прошептал:
– Посмотри на ее руки, они великолепны, красивы и быстры…
– А я помню их измазанными земляничным вареньем…
Они оба прыснули от смеха. За что попали под критические взгляды и шиканье собравшихся.
Людвиг уже не был всеобщим героем. Мадлен. Мадлен заставляла своей игрой наслаждаться, переживать и восхищаться. Кто-то даже вытер слезу. Все-таки музыка! Она вечна. Неповторима и созидательна. А не разрушающая, как война и ее герои. Герои, несущие смерть.
Шквал оваций. Аплодисменты не затихали. Людвиг тоже рукоплескал, сбивая сухость желания игристым вином. Мадлен нашла взглядом Людвига и дала понять, что играла для него.
– Не пирожные, конечно, но… – пробормотал он.
– Что? – Людвиг услышал над ухом голос Георга.
– Бис! – крикнул он в ответ.
И толпа подхватила его. Мадлен вновь взглянула на Людвига. Во взгляде читалось желание и что-то многообещающее и бесконечное.
Не выдержав, он выбежал из особняка друга. На ходу он рвал пуговицы рубашки и вдыхал свежий воздух. Затем его рвало. Он долго боролся с рвотой, стоя на площади под вымпелами с символикой третьего рейха.
Сын появился под утро. Он долго смотрел в иссякшие глаза матери. Что-то лепетал несвязанное. Гертруда почувствовала все. Она проводила его до калитки. Она смотрела вслед уходящему на фронт сыну. Она видела его в последний раз.
Ильич проснулся от тяжести в голове. Голова гудела, как двигатель улетающего самолета. Боль била пульсацией. Веки с трудом раскрылись. Было светло и пахло паленым. Он увидел спину в фуфайке. Дернулся, но руки были стянуты за спиной.
– Очухался… – голос Портного пришел издалека.
Ильич пытался что-то сказать, но раздалось лишь мычание.
– Да-да, и тебе доброго утра.
Он увидел близко глаза старого урки и его седую шевелюру.
– Позавтракаешь? А то одному неудобно как-то…