Нелюди, противостояние
Шрифт:
В ответ раздалось лишь протяжное мычание.
– Да… Я тоже с утра без чая не могу.
Портной передвигался быстро. Или так казалось Ильичу. Пахло чем-то далеким и знакомым. Лицо уголовника вновь появилось перед глазами и, застыв портретным кадром, смазанное, исчезло. Ильич успел рассмотреть седую щетину, росшую клочками на лице Портного и его шевелящиеся губы.
– Скажу тебе, Семенов как человек был говно, так и сам жестковат… – Портной уже более четкой картинкой предстал перед Ильичом. – Да и смердит как-то от него….
Ильич вгляделся в стабилизирующуюся картинку
– А вот складской ничего: чувствуется, что жрал какое-то время хорошо… – Он поднес к лицу Ильича кусок мяса, свисающего с небольшой деревянной рогатины. – Отведаешь?
Ком, подкативший к горлу бывшего пограничника, вырвался наружу. Затянутые за спиной руки уперлись в кору дерева и причинили боль. Он стиснул зубы. По подбородку текла желчь.
– Ну-ну, нежный ты, погранец, а с виду сила в тебе немереная…
Несмотря на гул в голове, Ильич уже четко видел и слышал суету приготовлений Портного. Уголовник знал это и говорил с ним или… с самим собой.
– Подсобраться мне надо… Дорога дальняя, благо соль есть….
Ильич искал глазами тело Фиксы, но не находил его. Да и молодой горячий зека не оставил бы в живых пограничника. В его взгляде всегда читалась только ненависть к нему. Неясно было и то, почему Портной не убил его. Из-за этого представления?
– Мне же к дочурке надо! Подергать ее за косички перед смертью, а ты меня подыхать оставил… – Портной показал в оскале прочифиренные зубы. – Только не знал ты, что по малолетке поскитался я по сибирским просторам с папаней – село наше было в глуши… Да и по лесосплавам помотало меня, знаю лес я, знаю…
Портной ткнул в шею Ильича острой заточкой и посмотрел в его глаза. Во взгляде уголовника отразилось серое небо и неподдельный интерес.
– Мутный ты, как вода в трясине, такой же непроходимый. – Портной вглядывался в глаза Ильича, смердя запахом изо рта. – И страха в тебе нет, как будто видел всё, знаешь всё и прикоснулся ко всему. Демона в тебе чую…
Портной отстранился от Ильича и вновь занялся сборами. Ильич почувствовал запах заваренной травы.
– Я тебе оставлю здесь кое-что, не малой – разберешься… – Портной предстал перед Ильичом с вещмешком, смастеренным из лагерной робы. – Правда, гости тут шляются разные, точнее хозяева тайги, так что не рассиживайся тут, как на этапе!
Старый зека оскалился еще раз в улыбке и довольно ловко перепрыгнул через сломленный ствол дерева.
– Эй! – прохрипел Ильич.
Но в ответ только затихающий смех и шорох шагов. В воздухе пахло угасающим костром, мясом и смертью. Ильич провалился в забытье.
Людвиг сидел в офицерском купе поезда, что шел в сторону пункта сбора его группы. За окном поезда – белорусская железнодорожная станция. Военная техника на платформах, вагоны с солдатами и военнопленными. Машины с символикой красного креста, подвозящие к поездам раненых. Бело-красная масса издавала стоны, которые были слышны в купе. Раненые притягивали полные сочувствия взгляды солдат и офицеров.
Людвига это умиляло. Эти герои нации, получив ранения в боях с русскими, отправлялись в лазареты,
– О чем вы думаете, Людвиг? – Капитан налил шнапса и предложил выпить. – Ваши глаза светятся, вы или влюбились, или вспомнили что-то очень приятное… Девушка?
– Да, – улыбнулся Людвиг, выпивая жгучую жидкость, – я помню ее маленькой, играющей в куклы. В отпуске я увидел Мадлен повзрослевшей. Такая красавица. Вспоминаю ее руки, ее запах…
– Ну-ну, солдат, – капитан постучал по спине Людвига, закашлявшегося от выпитого спиртного, – это отличный шнапс. А ваша девушка дождется своего героя. Не так ли, Альберт?
– Да, – сказал слезающий с полки оберлейтенант-танкист, – героические подвиги кружат головы девушкам. Еще полгода назад моя Марта была неприступна, как крепость, за пять дней она успела пасть, как бастион, и женить меня на себе!
Они рассмеялись и выпили еще раз вместе. Поезд тронулся, унося их на восток. Раздался звук губной гармошки из соседнего купе. Глаза Людвига все еще улыбались, когда он поднимал шнапс «За победу!», «За фюрера!», глядя на растянутые в ухмылке слишком пухлые губы танкиста.
Из-за перегрузки железнодорожных веток и частичных разрушений Людвиг задержался в дороге. По прибытии его вызвали в полевую жандармерию. Один из «цепных псов фюрера» стоял перед Людвигом, который не отрывал глаз от металлического горжета, висевшего на шее жандарма.
– Вы опоздали, Краузе!
– Проблемы с транспортным сообщением, знаете ли…
– Знаю!
Высокий рост майора позволял смотреть сверху вниз. Он, скинув кожаный плащ и перчатки, сел на дубовую скамью фронтовой землянки. Бывший штабной пункт русских.
– Отто!
Прибежал тощий подчиненный жандарма. Людвига смутило то, что на входе в землянку его встретили два крепких ефрейтора жандармерии.
– Стенографируй! – Лейтенант выпил принесенный ему шнапс.
Он с минуту смотрел в глаза Людвига, еще минуту листал бумаги в папке.
– Чем занимается ваше подразделение, Краузе?
– Я не могу отвечать на подробные вопросы, – Людвиг улыбнулся, глядя в глаза, наполненные неприязнью, – и вам это известно, господин майор!
– Да-да, ваша группа на особом счету… – Жандарм тоже улыбнулся, прищурившись. – Так, праздный интерес. Я здесь не по этому вопросу. Догадываетесь?
– Нет.
– Мадлен Крюгер знакома вам?
– О да! – Людвиг заметно оживился. – Это сестра моего друга, моя подруга, к сожалению, не могу сказать, что что-то большее… А что случилось?
– Мертва! – Холодные глаза майора следили за реакцией Людвига. – Уже как неделю. И тело предано земле, частично…
Людвиг сжал лежащую на столе форменную пилотку и рванул ворот кителя. Жандарм налил приличную дозу шнапса. Людвиг залпом выпил.
– Как… это произошло?
– Никто не знает, – ответил жандарм, глядя на раскачивающегося на скамье Людвига. – Что расскажете вы? Когда видели Крюгер в последний раз?