Немцы в городе
Шрифт:
Отец присвистнул, посмотрел на мать, а та во все глаза смотрела на меня и не заметила его растерянного взгляда.
– Напиши, – коротко сказала она.
Отец написал еще несколько формул и свободное место на квитанции закончилось.
– А нам больше и не надо, – беззаботно сказал я и посмотрел на отца, потом на мать. – Значит, не просекли еще, отчего возникает эффект?
– И отчего же, – спросила мать. Кажется, у нее пересохло в горле, потому что она отпила глоток из бутылки с лимонадом, потом протянула ее мне. – Стаканчики надо было
– И отчего же? – эхом повторил за ней отец.
Я вздохнул, принял у него книжицу с листком и ручку, внимательно всмотрелся.
– Для начала так, – сказал я и поставил пропущенную отцом скобку. Потом подумал и поставил недостающее двоеточие. – И так. Верно?
Отец посмотрел, крякнул виновато, потер пальцами седину на виске.
– Это я по невнимательности.
– Вот от такой вашей невнимательности, – сказал я с чувством превосходства, – американцы и имеют возможность травить наш трудовой народ всякими там генераторами.
– Никто нас не травит, – сказал отец, – к тому же, не доказано, что это американцы, потому что… – Тут мать приложила палец к губам и он умолк.
Я хотел дописать еще несколько знаков, но передумал.
– Давай лучше сам, своей рукой, – сказал я, возвращая секретную бумагу отцу. – У меня, к сожалению, нет допуска.
Родители переглянулись и напряжение в их взглядах исчезло. Наверное, пришли к мнению, что я попросту дурачусь, а это все же лучше, чем быть сумасшедшим. Отец молча принял у меня мобильное канцелярское сооружение, опять нацепил очки, а я опять забросил руки за голову и на несколько секунд прикрыл глаза.
– Первое, на что я обратил бы ваше внимание, товарищи ученые, – сказал я, – это дифференциальные уравнения. Мне кажется, у вас там какое-то несоответствие с частными производными первого порядка.
Отец посмотрел на меня с вернувшимся подозрением, затем уткнулся взглядом в листок.
– Глянь также третью сверху строку. Косая симметрия, на мой взгляд, в этой формуле применена некорректно. – Отец как зомби послушно опустил голову, вгляделся в указанную мной формулу. – Для начала попробуй порядок обозначений во второй производной вытащить вперед, так будет правильнее. Потом, если я верно понял, у вас возникли проблемы с нахождением неизвестного множителя.
Отец вскинул голову, посмотрел на меня ошарашенно, потом, в поисках поддержки, на мать.
– Ничего подобного, – наконец сказал он. – С этим здесь все в порядке.
– Это вам только так кажется, – заверил его я, – потому что у вас взгляд замылился. Ну, совсем как у Шарапова… Вы идете стандартным путем, деля произведение на известный множитель, а в данном случае это недопустимо. Сейчас я не готов обсуждать эту тему, потому что это надолго, а у нас скоро обед, а я здорово хочу жрать… поэтому пока просто поверь мне на слово, что это так. Потом я, если не забуду, объясню, почему. Ну, и самое главное…
Я осторожно вытянул из пальцев отца ручку, забрал листок и
– Вот так примерно я вижу все это дело, – сказал я.
Отец стал изучать исправления. Он замер и вглядывался в формулы около минуты, затем поднял голову, растерянно посмотрел на меня. Потом на мать. Потом медленно поднял руку и опять потер висок.
«Прощай и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-а-асма-а-атри-и»…
– Дай, пожалуйста, посмотреть, – сохраняя спокойствие, попросила мать.
Отец дерганым движением сунул ей книжицу с листком, вскочил, приложил руки к вискам и задрал лицо, словно обращался к небу за подсказкой. Затем шумно выдохнул, опустил руки и стал расхаживать перед скамейкой слева направо и обратно. Проделав этот путь раз пять, он остановился, резко повернулся и сказал разглядывающей мою писанину матери:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Кажется, да, – не поднимая головы, пробормотала та.
– Но этого просто не может быть!
– Сережа, не волнуйся, у тебя поднимется давление.
– Да какое, к черту… – начал отец на повышенных тонах, но прикусил язык, огляделся и продолжил, понизив голос: – Какое давление, если тут…
– Что конкретно тебя удивляет, – поинтересовалась мать. – То, что наш мальчик вообще заинтересовался математикой, или то, что он за считанные дни нашел решение задачи, над которой больше года бился весь наш отдел?
– Э-э! – запротестовал я, – ничем таким я не заинтересовался! Просто вдруг пришло в голову. Меня вообще-то история интересует. Ну, еще филология – частично.
– После того, что ты только что… – отец замялся, подбирая слово, – учудил… поступаешь на физмат. Однозначно.
– Подожди, подожди… – сказал я. – То есть мое мнение не в счет? Меня как бы и спрашивать не надо?
Отец с раздражением отмахнулся.
– Тут и обсуждать нечего, – сказал он, не глядя на меня, и протянул руку. – Дай-ка еще разок посмотреть.
Мать протянула ему мои записи, он уселся на лавку и опять принялся внимательно все изучать, шевеля при этом губами.
– Нет, ерунда… – через пару минут сказал он. – Че-пу-ха.
– Вот видите! – обрадовался я. – Говорю же, мое призвание – гуманитарка. Мне эта вся ваша физика, знаете, до какого места.
Видимо, отец на сей раз решил не тратить на меня силы. Он не просто промолчал, но даже не стал отмахиваться – просто поморщился и отвернулся.
– Это ведь нобелевка, не меньше… – Он растерянно посмотрел на мать, а та пожала плечами.
– С учетом темы… – начала она и тоже замялась, подбирая слова, – вряд ли это возможно.
– Да я ж так, ну, фигурально, просто обозначить уровень… Конечно, все нужно тщательнейшим образом проверить и перепроверить. Но и без того понятно, что решение необычное, и в то же время простое, изящное, и… и непонятно, как до этого никто не додумался раньше.